Как деревенский мальчишка 40-х годов нашёл себя

Почём хлеб в войну

Отца призвали в армию в августе 41-го, и с этого времени жизнь нашей семьи круто изменилась. Мать в тридцать один год стала единственной кормилицей пятерых детей: младшей сестрёнке была неделя от роду, второй — три года, третьей — шесть, братику — девять и мне, старшему, — одиннадцать лет. Во всей деревне подобных семей больше не было.
Мужиков взяли на фронт, оставив негодных и старых, и тех единицы. В нашей онежской деревне Пияла в колхозе некому стало работать, кроме женщин и подростков, — тяжёлый труд свалился им на плечи. В магазинах ничего не стало, хлеб колхозникам не положен был. Сами выращивали для себя кто что мог, а ведь работали в колхозе без выходных и на трудодни получали мизер. Девизом повсюду было: «Всё для фронта, всё для Победы!».
Одной матери невозможно было заработать на всех нас. Я ещё учился в средней школе за 20 километров от дома и все зимы жил там. Учёба начиналась с октября, в сентябре школьники помогали в уборке урожая. Всё лето тоже трудились в колхозе на посильных работах, без выходных. Учась в школе, соблюдали немыслимую экономию. Мать брала из колхоза авансом восемь или десять килограммов зерна. Я молол на ручных жерновах, и мать пекла что-то вроде хлеба с множеством разных примесей из отходов, и я снова шёл на уроки. Паёк нам не полагался. Приходилось из дома брать еду, ущемляя остальных.
Удивляюсь, как я выдержал пять учебных зим в школе. Первые три учился хорошо, но потом стало невмоготу, и наконец я бросил школу, недоучившись, в апреле, хотя директор не отпускал.

На лесосплаве

Был бы рад устроиться куда-нибудь ради куска хлеба, но куда? В деревне перспектива печальная: измотаться на лесозаготовках с  семнадцати лет, это мне не по здоровью. И решил бежать из деревни в город Онегу, пусть и без паспорта и со справкой недоучки.
Пешком из деревни за два дня добрался до станции Глазаниха, откуда впервые поездом проехал до Онеги. Устроился в Онежскую сплавконтору, в Легашевскую запань, разнорабочим. Поселили меня в общежитие восьмым человеком в комнате, дали хлебную (в зависимости от работ — 600, 800, 1 000 граммов хлеба в день) и продуктовую карточки. Паспорт выправили в Онеге.
Проработал в запани лето на всех подсобных работах. По весне, ещё при ледоставе, работал на копре при забивке свай и при опиловке кустов из этих свай, на возке дров и на дежурстве у телефона, а когда запань была установлена и началась сортировка леса, то счётчиком. Сортировка велась по полной воде в течение суток. Работал и с багром по очистке берегов и разборке заломов. С окончанием сезона сортировки запань убирали, а свободных людей направляли на зиму в лес на заготовку. Стоять у пня не позволяла моя комплекция, но вспомогательные работы прошёл самые разные. Я и такие, как я, прокладывали дорогу для вывозки леса с делянок, рубили тонкий вспомогательный лес, жгли сучья. В конце зимы я принимал в делянках лес, подсчитывал кубатуру, относил данные в контору за пять километров.
Жил лучше, чем в колхозе. И всё же питание было плохое, приходилось пересиливать болезни — авитаминоз, куриную слепоту. Пережил зиму. Выбрались в Легашевскую — но передохнуть было некогда, начали готовиться к постановке запани. Тупыми ломами делали лунки во льду, готовили и сами подрывали заряды аммонала. А потом снова копёр, кусты свай, нарочный, счётчик; в конце лета направили меня на сдачу принятого леса на 35-й лесозавод, ходил туда ежедневно за два километра.
А заработком между тем обеспечивал только себя. Да и себе не мог заработать, например, на костюм, и резиновые сапоги оставались мечтой. А надо было и матери помогать. Решил сменить место работы. Получив расчёт в запани, перебрался в Молотовск, где жила сестра матери с сыном и бабушкой. Мне было 18 лет.

«Вольняшкам» — что останется

В городе поселился с временной пропиской у тётки в комнате (13 кв. м) коридорного одноэтажного дома на ул. Республиканской четвёртым жильцом. И бросился сам искать работу, не зная ни одной рабочей профессии.
Оформился в стройтресте № 203 учеником токаря на ремонтно-механический завод (РМЗ) в ноябре 1948 года. Разочаровался, узнав, что основной штат работников в цехе — заключённые под конвоем, даже мастера и технический штат, кроме начальника цеха. Но назад пути уже не было, пришлось начать обучение. Кроме меня, «вольняшек» были единицы. Поставили меня учеником к станку ДИП-200, за которым работал молодой крепкий парень Жора Гресс. Он и выучил меня, работая сам, за месяц. Я к подготовке отнёсся ответственно, сдал экзамен на четвёртый разряд. Зачислили меня в штат.
Набирался я опыта в токарном деле, а заработка всё не было. Не было у РМЗ постоянной загрузки — только штучные заказы, к тому же стоящую работу мастера давали своим работникам, чтобы норма выработки у них была, а «вольняшкам» — что останется. Снова не мог я помогать матери!
Но через год прошёл слух, что в школе фабрично-заводского обучения (ФЗО) № 7 открыт набор на завод № 402 и что по вызову из школы можно рассчитаться на РМЗ. Я так и сделал.

Крейсера, лодки… И самоходки

В ноябре 1949 года девятнадцатилетним поступил в школу ФЗО на судосборщика. Поселили в общежитии, полное обеспечение. Режим пришёлся по душе, и учёба давалась легко. Я окреп, стал очень активен.
Через полгода, в мае 1950-го, выпустили нас после экзаменов в 50-й цех завода с заключением договора на четыре года. Определили на достройку эсминцев, но с четвёртым разрядом без опыта работы в бригады брали неохотно. Ребят моего возраста призывали в армию, но я призыву не подлежал как мобилизованный по линии трудовых резервов на четыре года. Скоро появился ещё один парень с четвёртым разрядом — мы объединились, возникла бригада из двух человек, со временем увеличилась до нормальной. Через два года я заменил бригадира.
Подводные лодки пришли на место эсминцев, а нас перевели в северный док, где закладывали
заказ 401, тяжёлый крейсер. Там проработал только зиму 1952—1953 годов, заработав вибрационную болезнь. С образованием 40-го цеха перешёл туда, работал на лидере «Баку» и на других заказах. В 1954 году трудился на заказе 302, лёгком крейсере. Там в сентябре произошёл несчастный случай — сверху упал лом и зацепил мою голову, долго пришлось лечиться…
Вот ещё примета времени: получали и воинскую специальность от военкомата через ДОСААФ без отрыва от производства — две весны в нерабочее время учились на механиков-водителей самоходной установки САУ-76.
Кстати, и в школе было военное дело вместо уроков физкультуры. Летом 45-го даже прошли военизированный лагерь при школе, на казарменном положении, со всеми уставами.

Нашёл своё счастье

Так сложилось, что девушками не интересовался, пока не получил специальность в ФЗО. А потом встретил одну — и на всю жизнь! Нашёл себя и в семье, и на производстве.
Всю жизнь был я работягой — другая, не физическая работа просто не интересовала. В техникумах и институтах не учился, инженером не стал, но в рабочей семье Севмаша недоучкой себя никогда не чувствовал. К работе всегда относился добросовестно.
…Теперь, оглядываясь назад, думаю: почему же дотянул я до старости с букетом болезней, но любви к труду не потерял? И понимаю: этим я обязан жизненным трудностям — голоду, холоду и болезням. Они и дали закалку к долголетию.
Счастье для меня — довольствоваться необходимым, не обрастая лишним и ненужным!

Александр ЧЕРНОУСОВ,
труженик тыла, ветеран труда

Фото из личного архива автора. Группа выпускников молотовской школы ФЗО № 7 (г. Молотовск, 1950 год). Третий справа в верхнем ряду — А. Черноусов.