О правде и вымысле в романах Валентина Пикуля и его жизненных установках

Камни да небо: за что воевали?

Интерес к исторической литературе писатель объясняет своей боевой юностью. Он был в первом наборе соловецкой школы юнг и до конца войны служил рулевым сигнальщиком на эскадренном миноносце «Грозный» Северного флота.

— Вспоминая морские походы, конвоирование иностранных караванов, я подумал: «Чёрт возьми, что там — вода всё время, камни голые да небо и темно. За что воевали?». И решил посмотреть, была ли у этих краёв история. Может быть, там и русских-то не было. Поэтому первые книги, которые я стал собирать, были именно об истории Русского Севера. Я увлёкся и увидел: там была такая дивная, такая шумная жизнь, какая нам не снилась, ей-богу. Там и отбивали нападение варягов, и богатели, и спасали от татар книжные сокровища, мудрость народную. Но тогда я ещё не мог связать историю Русского Севера с событиями внутри самой России. И должен был обратиться к общей истории нашего государства. Вот откуда возник интерес к исторической литературе.

Крещение «Пером и шпагой»

Сам Валентин Пикуль считал, что как литератор начался с романа «Баязет».

— В свой первый роман «Океанский патруль» я вложил все впечатления юности. Но он получился неудачным, и я остановился на распутье, не зная, что писать дальше. И вдруг по радио слышу выступление покойного писателя Сергея Смирнова. Он говорил про Брест-Литовскую крепость, защитники которой сражались до конца. А я сижу и думаю: откуда же всё это знаю? И вспомнил: ведь это оборона баязетской крепости в 1878 году! Только там, в Бресте, вода была, а в Баязете и её не было. Падёт лошадь, ей вскроют брюхо и высасывают из кишок жидкость.

Таким образом Валентин Саввич и вышел на тему своего первого исторического романа «Баязет». Но настоящим писателем ощутил себя гораздо позже, уже после выхода в свет многих его романов.

— Вдруг мне звонят из Ленинграда и говорят: вызвали конную милицию — в магазине раздавили стёкла, продают твой роман «Пером и шпагой». Я перекрестился и сказал: «Ну, слава богу, кажется, стал писателем».

Начальник секретной части

Несмотря на свою популярность, он всё время ощущал на себе «тяжкий грех». Имея страсть к учёбе, Валентин Пикуль получил всего пять классов образования (последний окончил в Молотовске). Продолжить обучение помешала война: в 13 лет началась блокада Ленинграда. А потом, будучи в Архангельске, Пикуль убежал из дома на Соловки.

— Догонять в учёбе надо было самому. Но я не стремился к официальному образованию. После войны пошёл на курсы машинистов паровоза — не приняли. И так — куда ни сунься. Все мои школьные товарищи благополучно окончили институты, пошли в профессора. А мне даже с парашютом прыгнуть не разрешили по причине отсутствия восьми классов. С другой стороны, мало кто знает, что я был начальником секретной части в одной засекреченной морской организации. Я был беспартийный, но мне доверили этим заниматься.

Вычёркивают только мастера

Из чего исходил писатель, выбирая темы своих произведений? Некоторые за пафосом триумфа русского оружия и дипломатии в его романах видели стремление следовать массовой культуре.

— Меня приняли в Союз писателей по одному роману. Казалось бы, дорога открыта. И вдруг я понял: я не писатель. Лишь автор одной книги, и на этом я кончился. Чего греха таить: пробовал писать то, что требуется в данный момент. Идёт борьба за мир, я писал рассказ, где она присутствовала. Это была халтура, но я тщательно работал над языком. И удивительное дело: как бы я ни старался, у меня ни одной такой вещи не приняли. Наконец я плюнул и сказал: буду писать только то, что я хочу, чем сам загорелся. И тогда меня стали печатать.

Валентин Саввич считал, что его произведения пользуются признанием потому, что сейчас нет ни Алексея Толстого, ни Вячеслава Шишкова.

— Писатель Леонид Борисов, с которым я много общался в молодости, однажды заметил: «Алексей Толстой говорил: писать могут и подмастерья, а вычёркивать — только мастера». Это я запомнил. И много вычёркиваю. Если написал листов 30, то десять уж точно вылетит. Может быть, потому так легко и читаются романы даже сложного текста.

Прославленная «Правдой» картотека

Про знаменитую картотеку, о которой писала газета «Правда», сам Пикуль рассказывал так:

— Я узнал, что пушкинист Модзалевский, читая какую-либо книгу и встречая сведения о таком-то лице, заводил на него карточку — записывал название издания, страницу. Мне это ужасно понравилось. Память человеческая не беспредельна, а тут сразу можно «вынуть» человека из ящика — вот он!

Ещё совсем молодым я стал заводить свою персональную картотеку. Всегда читал, окружённый грудами карточек, и записывал. Потом перешёл к занятиям русской генеалогией, без которой в истории просто не продвинуться. Занимался ещё и некрополистикой — изучал кладбища. Наконец, мне очень много дала моя страсть, которой я не изменил, уже состарившись, — русская иконография.

Не пережёвывать жвачку

Собеседники справедливо заметили, что успех романов Пикуля зависит и от того, что современные историки не справляются со своей задачей. Среди них нет тех, кто бы говорил с людьми серьёзно о нашем прошлом.

— А кто им мешает грамотно писать? Почему они делают это так, как будто жуют какую-то жвачку? Я перечитал массу эпистолярного наследия прошлых эпох и должен сказать, что обычную деловую переписку могли подавать очень интересно. Политические письма Екатерины II и Потёмкина читаешь как роман. Историк, пиша (употреблю выражение Толстого) статью, должен рассчитывать не на то, что прочтёт его коллега, а на то, что её будет читать народ. Сегодня нашей стране необходимо иметь и исторический журнал для массового чтения. Но опасность в том, что туда опять могут влезть историки и задушить начинание.

Под влиянием документа

Литературоведы отмечают большую любовь Пикуля к деталям. Особенно это касается описания морских и сухопутных баталий. Как писателю удаётся при этом не повторяться?

— Тут приходится поковыряться. Напишешь десять страниц, а остаются только две. Выбираешь крупицы, читаешь мемуары, изучаешь гравюры. Пережитые ощущения человека в корабельной коробке и в грохоте орудий, конечно, играют свою роль.

Но меня однажды постигла жестокая неудача. Я считаю, что в романе «Каждому своё» мне не удалась сцена битвы при Аустерлице. Обидно: я ни о каком сражении не читал так много, как об этом. Но там настолько всё разноречиво, настолько запутана сама схема боя, что трудно разобраться. И не дай бог, если бы я писал эту сцену, перечитав прежде Льва Толстого. Ты, пожалуйста, подпадай под влияние документа, но чтобы слизывать у кого-нибудь — нет.

Каково при этом соотношение правды и вымысла в исторических романах писателя?

— Где-то я должен разгуляться как автор. И потому в том же «Слове и деле» у меня есть один вымышленный герой. Тот, в которого я вкладываю свою фантазию, кого нужно провести через те события, которые я хочу видеть своими глазами. Также в романе «Фаворит» Курносов — вымышленный персонаж. Но когда я пишу таких людей, опираюсь на материалы, а не высасываю их из пальца.

Минуя окопы Сталинграда

Во время беседы Валентин Пикуль работал над очередным романом — о Сталинграде.

— Честно скажу, я не собираюсь забираться в окопы Сталинграда. Это уже было описано и меня мало привлекает. Меня интересуют большая политика и большая стратегия. Сталинград — эпицентр всей войны в мире. И мне интересно: если сегодня немцы вышли к Волге, что думали в это время Сталин, Черчилль, что происходило в Африке в танковых войсках Роммеля, насколько они продвинулись к Египту? Я не хочу давить себя и сужать рамками самого Сталинграда. Этот город имел колоссальное значение для выигрыша мировой войны. И потому ограничиваться окопами или подвигом сержанта Павлова не буду.

Говорят: историк, историк. А я ведь тесно связан с современностью. Началось освоение целинных земель, а у меня материалов уже много — как до революции целые деревни снимались в поисках свободной земли. Вольно или нет, писатель исторического плана всегда будет связан с днём сегодняшним.

Сохранить дом Пикуля

К делу сохранения дома на ул. Индустриальной, 36/19 активно подключилась общественность.

Благодаря обращению неравнодушных горожан в министерство культуры региона на днях принято решение об организации работы по установлению историко-культурной ценности объекта. В срок до 14 марта 2017 года (90 рабочих дней) комиссия ведомства должна изучить представленные материалы и вынести заключение о наличии или отсутствии у здания таких признаков.

К идее увековечения памяти писателя в Северодвинске подключилась его вдова Антонина Ильинична Пикуль, живущая в Риге. Она готова передать в Северодвинск часть личных вещей писателя, если музей будет создан. По её обращению к вопросу сохранения здания подключился и Российский государственный военный историко-культурный центр при правительстве РФ. Сегодня есть задумка организовать в доме не только мемориальную комнату Пикуля, но и комнату Соловецкой школы юнг, отмечающую 75-летие. Главное сейчас — сохранить уникальное здание.

Запись беседы прослушала Екатерина КУРЗЕНЁВА

Редакция газеты благодарит Северодвинский городской краеведческий музей за предоставленную аудиозапись и фотоматериал.