Символ года живёт в Южном переулке

Зато таблички на домах отодвинулись на ширину проезжей части, ничего не видно! Спросить не у кого — на пути всего два-три прохожих, и те: «Мы не здешние». К чему я о своих «блуканиях»? Да к тому, что коза — это не хухры-мухры, за ней надо «поохотиться», не в каждой семье заводят животинку.
Наконец стою у глухой зелёной калитки. Тук-тук — в ответ молчание. Скребусь посмелей. Стучусь. Пытаюсь нашупать щеколду — тишина. Лишь цепной пёс захлёбывается в лае. И вдруг из сарая напротив звонкое: «Кукареку!». Скрипит дверь, на крыльцо выходит хозяйка, в валенках на босу ногу — зимой в деревнях так и выскакивают из дома налегке, если срочная необходимость.
Надежда Ярагина, узнав, что я пришла прославить козу Клашу, посмеивается: «Для кого-то это символ года, а для нас символ жизни».
Бывший работник управления по социальным вопросом Севмаша, она содержит рогатую почти четверть века. Вспомнила начало перестройки, когда нарушилась стабильность — и из одного цеха предприятия её направляли работать в другой, в отдел кадров, наконец в управление по социальным вопросам, откуда и вышла на пенсию…
А в 90-е пояс затягивался всё туже. Вот тогда её и выручила родная тётя, которая жила в Верхнетоемском районе. Выделила из личного подворья козочку: «Будешь со своим молоком. Но трудиться предстоит много». Оборотистую племянницу хлопоты не отпугнули, она справлялась с ними усердно и даже слишком: приезжала с работы доить козу даже в свой обеденный перерыв.
С тех пор у Ярагиных уже не первое потомство коз. Надежда открывает ворота сарая, а там целый скотный двор: сыто квохчут куры, в том числе молоденькие, купленные недавно, отчего петух, юморит хозяйка, от радости чуть не свихнулся, поёт внеурочно.
Но главная гордость семьи — это три козы: белоснежная рогатая красавица Клаша и ещё две — белая и серо-чёрная, обе безрогие. У всех трёх бородки подобно мужской особи, такая уж природа у этой животинки, но глаза «девичьи» — янтарные. И у каждой козы вымя что крепко надутая резиновая перчатка с торчащими в разные стороны пальцами. Молочная ферма. Однако, как выяснилось, внешность обманчива. От этих желтоглазых зимой — как от козла молока: все вместе дают два с половиной литра. Надежда сетует, что, наверное, повлияло нарушение режима. Как-то расхворалась, а сын Иван то подоит, то забудет, вымя и высохло. Она расстраивается: совсем испортилась коза, теперь надо раздаивать… Иное дело было летом. Молоко лилось рекой, хватало не только на себя, но и на родню, многочисленных гостей, соседей: угощали всех, кто приходил.
И то сказать, летом и в посёлке, и окрест раздолье. Травушка сочная, нежная — всюду, куда ни кинь взгляд, нетронутые изумрудные ковры — щипай да щипай. А чем кормят коз зимой?
— Сеном, вениками из ивы, берёзы, тополя, ёлки, сосны. Одна дереза съедает за год веников 300, не меньше. Их нужно заготавлиать, впрочем как и сено. На трёх коз требуется одна тонна.
Ярагины сами косят, сушат, но приходится и покупать: 500 кг стоят 1 000 рублей.
Как говорит Надежда, проблем с кормами нет, пищевые отходы можно брать в ближнем детском саду, там даже рады, что остатки еды идут не на выброс, а кому-то на пользу. Балуется домашнее «стадо» также десертом — яблоками, тыквой, кабачками, капустой, но последнюю не особо жалует.
И ещё: коза любит чистоту. Времени и сил на обихаживание и уборку расходуется много: весь день хозяевам приходится держать в руках лопату и метлу. Может быть, потому сегодня в посёлке держат коз всего три семьи. Жизнь меняется.
Но символ года по китайскому календарю остаётся.