Воспоминания узников концентрационного лагеря
Автор записок, предлагаемых вниманию читателей, военврач III ранга Краснознамённого Балтийского флота Антонина Александровна Никифорова три с половиной года провела в гитлеровском плену, из них свыше года — в концлагере Равенсбрюк.
Публикуя свои записки, А. А. Никифорова — «доктор Антонина», как называли её узники лагеря, — как бы выполняет волю десятков тысяч жертв Равенсбрюка — полек, чешек, немок, француженок, голландок, евреек, женщин из Югославии, задолго до освобождения условившихся о том, что страшная правда о чудовищной системе уничтожения людей, которую применял фашизм, должна стать известна всему миру.
А. А. Никифоровой была доверена честь стать историографом трагической равенсбрюкской эпопеи. К ней, старшему врачу лагерного госпиталя (на эту должность А. Никифорова была назначена советским командованием после освобождения пленников Равенсбрюка Красной армией), несли свои записки многие из тех, кому довелось дождаться Победы над фашизмом. Эти записки составили в совокупности документ огромной обличительной силы, мимо которого не сможет пройти будущий историк Второй мировой.
Читая записки А. А. Никифоровой, мы снова с благодарностью вспоминаем об освободительной миссии советского народа и его армии, спасших человечество от фашистского варварства. Чудовищная трагедия Равенсбрюка не может и не должна повториться.
Никто не вправе забыть о пережитом! Никто не вправе забыть о жесточайших страданиях,
которые принёс человечеству варварский режим фашизма.
«Двенадцать лет прошло с того дня, когда первому советскому солдату, проникшему в лагерь Равенсбрюк, угрожала опасность быть задушенным в объятиях узников, освобождённых с приходом Советской армии», — рассказывает Антонина Никифорова в конце своего повествования. Автор записок вспоминает глаза юной партизанки из Югославии, которая умирала в блоке туберкулёзных. Узнав о приходе Советской армии, она сказала Антонине Александровне: «Для меня всё кончено. Я уже никогда не увижу своих родных, моей деревни, наших гор — это слишком далеко. Но я умоляю тебя: приведи ко мне хоть одного советского солдата, чтобы я могла на него посмотреть. Тогда я смогу умереть спокойно. Я буду знать, что это действительно правда — теперь мы свободны…»
Антонина Никифорова повествует о событиях просто, день за днём, в той последовательности, в которой они происходили.
Вот как автор записок описывает узников, вновь прибывших в Равенсбрюк, являвшийся центральным женским концентрационным лагерем Германии: «Сюда прибывали транспорты женщин из всех стран Европы. Молодые, крепкие, здоровые после отбытия карантина сразу же отправлялись на фабрики, находившиеся в распоряжении Гиммлера и тоже устроенные по типу концентрационного лагеря. Временами приходило требование в публичный дом, и тогда заключённым цинично предлагали «добровольно» записаться на эту «работу».
Часть людей оставалась в лагере в ожидании нового требования с фабрик и заводов. Больные направлялись в ревиры, которые чем‑то напоминали медицинские учреждения.
Вот они приходят. Бесконечно длинное шествие женщин, серых, запылённых, усталых… Все нагружены остатками имущества: одеялами, рюкзаками и пакетами. Всем, что они могли спасти из погибших Варшавы, Парижа, Брюсселя… Страшно смотреть, как старые матери, напрягаясь из последних сил, тащат в лагерь колоссальные узлы, которые тотчас же у них отберут. Матери идут с детьми на руках или ведут их за руку. Перед воротами всех останавливают. Эсманы (так называли представителей лагерной охраны) и ауфзеерки (надзирательницы) наводят порядок и ставят по пять человек в ряд. Раздаются удары и брань. Мать не хочет быть оторванной от своего ребёнка. Её беспощадно избивают. Родственников и знакомых безжалостно разделяют. Ну, теперь они стоят так, как нужно! Теперь они могут войти в лагерь. С большой площади их ведут на заднюю аллею к стене. Это так называемая аллея смерти. Здесь падали они от потрясения.
У всех голод и жажда. Но никто из старожилов не имеет права подойти к новоприбывшим. Всё заперто и загорожено полицией.
Так стояли они часами, пока их не позовут в баню. Всё, чем они обладают, должно быть тут отобрано, даже гребень и зубная щётка. Новоприбывшие голыми идут на санобработку, а затем под крики и ругань — мыться.
Это, пожалуй, единственный приятный момент. Наконец, получают одежду — жалкая, тонкая, часто разорванная рубашка, такие же штаны, платье. И так идут — бедные, подавленные — в блок новоприбывших. Здесь уже всё переполнено, но на это не обращают внимания, они должны войти. На следующее утро многие выглядят так, как будто у них корь: от укусов вшей и блох тело всё в красных пятнах. Так проходит первая ночь, за которой пойдут бесчисленные следующие».
Читая записки Антонины Никифоровой, уцелевшие узники Равенсбрюка снова переживали тот кошмар, который временами становится настолько сильным, что они, испытавшие всё это, спрашивали друг друга: «А не сон ли это и проснёмся ли мы когда‑нибудь, наконец?!»
Сколько раз они говорили друг другу: «Если мы когда‑нибудь выйдем отсюда и расскажем обо всём, что видели и пережили, нам никто не поверит». И тем не менее всё это достоверно, всё это было: и эксперименты над живыми людьми, превращёнными в подопытных морских свинок, и пытки, и газовая камера рядом с крематорием, и рвы, заполненные умирающими.
Но Антонина Александровна пишет не для выживших узников. Они только очевидцы, свидетельствующие о правдивости того, о чём она рассказывает. Пишет же она прежде всего для всех тех, кто не имел представления об описываемых ею ужасах: для всех тех, кто поддастся соблазну забыть о пережитом в годы войны; для молодёжи, которая не знает, что такое нацистская система, что такое фашизм.
Повествование Антонины Александровны показывает не только жестокость, на которую были способны нацисты, эти мужчины и женщины, превращённые гитлеризмом в кровожадных зверей. Оно показывает, что наряду с этим всегда существовали другие немцы, которые с самого начала нацизма боролись за честь своей родины.
Многие уцелевшие узники Равенсбрюка обязаны своей жизнью той помощи, которую им оказывали верные интернациональной солидарности немецкие коммунисты, сами находившиеся в тюрьмах и лагерях по 10—12 лет.
Записки Антонины Никифоровой убеждают и в том, что при любых условиях можно вести борьбу, сохраняя незыблемым человеческое достоинство и свою честь патриота. Советские военнопленные были тому примером. И всепобеждающим примером, ибо, несмотря на неслыханные преследования, которым они подвергались, весь могущественный аппарат нацизма не в силах был заставить их работать на немецких заводах, во вред своей Родине.
Сама Антонина Александровна для всех заключённых, независимо от их национальной принадлежности, олицетворяла собой советскую женщину — с её сердечностью, мужеством и достоинством.
Уроки Майданека, Освенцима, Равенсбрюка, Бухенвальда и других лагерей смерти не забыты. Бывшие заключённые этих лагерей все свои усилия направляют на то, чтобы не допустить развязывания новой войны. Создаются международные комитеты узников фашизма, происходят встречи бывших заключённых — представителей разных стран.
На месте бывших лагерей организуются музеи. В Равенсбрюке поставлен памятник 92 тысячам женщин, нашедшим там свою гибель.
Пусть миллионы погибших людей напоминают об облике фашизма, как бы он ни маскировался. Пережитые трагедии не должны повториться.
Вера ЛЕОНТЬЕВА
