Так случилось, что об аварии лайнера в аэропорту Шереметьево мы узнали тоже на борту самолёта. Наша группа журналистов Северо-Запада России возвращалась с ежегодного собрания организации «Баренц-пресс» в Норвегии.
Мы летели из Тромсё в Киркенес на маленьком и юрком самолёте с пропеллерами, или, говоря техническим языком, турбовинтовом воздушном судне. Чтобы долететь до Киркенеса, он сделал две посадки в небольших городках, где, как в автобусе, часть людей вышла, а другая зашла. Этакая небесная «маршрутка». Лететь на ней было довольно комфортно.
На одой из пятиминутных остановок коллега поймал Wi-Fi и прочитал новость с пометкой «срочно». Это были первые минуты после трагедии с горящим суперджетом, когда в сети ещё сообщалось, что погибших нет.
Следующую посадку особенно ждали мурманчане, да нам всем было необходимо узнать, что произошло. Тем более что шесть дней назад мы совершили точно такой же перелёт — из московского Шереметьево в Мурманск, тоже вечерним рейсом. Только на аэробусе, а не на суперджете.
После того как пересекли границу, в автобусе стали ловить последние сообщения. Количество жертв на сайтах информагентств всё возрастало: 6, 15, 37… То тут, то там слышались звонки — родные и друзья спешили узнать: в порядке ли мы? Часть делегации летела через Осло в Москву — те надолго ночью застряли в норвежском аэропорту: Шереметьево закрыли на несколько часов.
Несмотря на поздний час, мурманские коллеги — руководители СМИ — звонили в свои редакции. Отменяли развлекательные программы на местном ТВ, освобождали место на первых страницах газет. Когда появились списки пассажиров, вслух зачитывали фамилии. Наши мурманские коллеги находили в этом списке много знакомых. Но пока было неизвестно, кто из них выжил…
Заселившись поздно ночью в гостиницу, я посмотрела в окно. В некоторых квартирах до сих пор горел свет. Люди не спали. От мысли, что именно в этом доме, возможно, не дождались родного человека, побежали мурашки.
Утром мы прибыли в аэропорт, который несколько часов назад должен был принять рейс из Москвы. Там было очень спокойно и малолюдно. У здания дежурили оперативные службы. Сотрудники говорили, что некоторые люди сдавали билеты. Обычное явление после авиакатастроф, говорят психологи. В зале регистрации к стенду люди несли цветы, игрушки и зажигали свечи.
Уже известны точные цифры — 41 человек задохнулся угарным газом.
Среди пассажиров были в основном мурманчане, которые возвращались после майских праздников домой. Были известные люди: врач-хирург, спасший сотни жизней, сотрудницы правительства Мурманской области. В самолёте летел мэр Североморска Владимир Евменьков — он остался жив, так как сидел в первых рядах. Как оказалось, погиб уроженец Северодвинска Александр Сороколит, который последние годы жил в Москве.
Сейчас строят много версий произошедшего. Скорее всего, это было стечение роковых обстоятельств: внезапная гроза, ошибка экипажа, особенности воздушного судна российской авиакомпании «Сухой», к которому у экспертов есть вопросы. В сети осуждают людей, которые в горящем самолёте тратили время на то, чтобы достать ручную кладь, вместо того чтобы бежать к аварийному выходу и пропустить тех, кто дальше. Но вместе с тем были и проявления героизма: 22-летний бортпроводник Максим Моисеев до по-следнего вздоха спасал пассажиров.
Любая трагедия даёт уроки. Наверняка школы подготовки пилотов будут разбирать эту ситуацию, чтобы никогда не допустить её повторения. Службы аэропорта — ещё более тщательно проводить предполётное обслуживание. Минтранс России честно разберётся в минусах российской авиаразработки.
А кто-то из нас просто задумается, что жизнь любого человека может оборваться в любой момент. Это ли не повод дорожить каждым днём и быть внимательнее к тем, кто рядом?
Наталья ТРОФИМОВА
Фото автора
