«Апельсинки»

Ольга Савельева — популярный блогер с международной аудиторией более чем 140 000 человек, общественный деятель, лидер мнений и мотивирующий лектор с многолетним опытом выступлений. Её первая книга — «Апельсинки» — вошла в топ самых продаваемых книг 2017 года, является победителем в номинации «Лучшая художественная книга» по версии OZON. Сама автор признаётся, что пишет в своих книгах и блоге не только про успех и победы, но и про неудачи тоже и именно эти тексты вызывают большой отклик аудитории.

12 лет Ольга Савельева работала чиновником, руководила пресс-службой федерального органа исполнительной власти.

Книга «Апельсинки» не оставит равнодушным никого. Это книга рассказов, каждый из которых — самостоятельное произведение. Но вместе эти истории образуют целую лестницу жизни одной маленькой девочки, которая вырастет во взрослую женщину на глазах у читателей. В маленьких жизненных историях вы можете увидеть себя и свои проблемы и поймёте, что вы не одиноки. Много рассказов посвящено маме автора, с которой были совсем не простые отношения.

К примеру, в самом начале своей книги Ольга вспоминает, что однажды написала рассказ про маму. В нём было много обжигающей откровенности и мало благодарности. Любви почти не было, точнее, она была запрятана в злость от того, что мама совершенно не оправдывает ожиданий. Мама — она же должна быть доброй, мудрой, печь пирожки и пахнуть молоком. У Ольги так не было никогда. Они с мамой всегда жили в противостоянии, иногда оно стихало, перетекая в перемирие до момента, пока Ольга не сделает что-то, что мама расценит как матёрую неблагодарность в духе «как ты могла?». По этой причине автор книги постоянно жила в ощущении, что с ней что-то не так. У всех её друзей были другие мамы. Добрые. Понимающие. Весёлые. Она к ним тянулась. Приходила в гости к подруге, а болтала с её мамой. В итоге Ольгу обожали все мамы её подруг.

Предлагаем вам небольшой эпизод рассказа из книги «Апельсинки»

Творог

Моя мама все решения принимала за меня. И не замечала этого. Помню, мы шли с ней по рынку, по продуктовым рядам, выбирали молочные продукты. Мне тогда было лет 15.

Я — выше мамы на полголовы.

— Ты творог будешь? — спросила мама.

— Не-е-ет, — сморщилась я.

— Завесьте нам два кило, — сказала мама продавцу.

Я помню, как поймала в себе удивление: зачем ты спрашивала, если всё равно купила?

— Я же сказала: не хочу творог, — нахмурилась я.

— Ты любишь творог, — пояснила мама.

— Да? — удивилась я. — А, ну тогда ладно.

— Да и полезный он. Там кальций.

Дома я ела творог, политый вареньем. И не знала, вкусно мне или нет. Но мама сказала, что я люблю творог. Значит, люблю. Я не знала, как понять, что я действительно люблю и чего на самом деле хочу. Я была незнакома сама с собой, потому что смотрела на себя глазами мамы и думала маминой головой. Любой грядущий поступок проходил фейсконтроль «Что скажет мама». Если маме понравится — делай, если нет — отмена миссии. Первые наши конфликты с мамой случились тогда, когда я вдруг взяла и — о боже! — настояла на своём мнении. Причём в какой-то сущей ерунде. Типа этого творога. Просто взяла и сказала твёрдо: «Нет. Нет, мама, я не люблю творог!» Мама опешила. Это плохой поступок, почти бунт. Он не прошёл фейс-контроль. Мама заплакала и купила валокордин. Легла лицом к стене, накрылась одеялом.

— Когда я умру, — сказала мама, — оплачивай коммунальные платежи и подшивай квитки об оплате в зелёную папку.

Мне стало так плохо и так стыдно, что я бросилась к маме, отчаянно рыдая и умоляя её не умирать. Ради меня. Иметь своё собственное мнение, оказывается, очень накладно, сложно и больно. А иногда это настоящее преступление против родной матери. А кто мне дороже: мнение или мама? Конечно, мама. Ну так и о чём мы говорим? Маме мешало моё инакомыслие. Даже не инакомыслие, а просто «мыслие» не в унисон её представлениям. Она зацеплялась за моё мнение, как за ржавый крюк. Натыкалась на него. Занозилась. Сердилась. Я быстро сдавала позиции, почуяв характерный запах валокордина.

— Я тебе только добра желаю, я жизнь прожила и лучше знаю, как надо…

«Как надо жить ТВОЮ жизнь», — мысленно заканчивала я мамино предложение. В то время я впервые допустила мысль, что мама не Бог, а вполне себе земная женщина, которая может ошибаться. А вдруг я не люблю творог? Но мама говорит: люблю. И как это вообще понять?

Шли годы. Я аккуратно знакомилась с собой, училась слушать оттенки своих чувств. С мамой мы жили в холодной войне двух любящих сердец. Мама устраивала террор любовью, ложилась умирать после каждой стычки, включала атомный игнор, выжигающий доверие и любовь, а я отстреливалась пубертатными истериками, захлёбывалась разочарованиями взрослой жизни, застёгивала свою жизнь на все пуговицы: что там внутри, мама, тебя не касается.

Потом я встретила своего будущего мужа. Мне было 18 лет.

— Это не твоё, — сказала мама. — Посмотри на себя и на него.

Я посмотрела. Осталась довольна. Очень даже.

— Ты его не любишь, — пояснила мама.

— Я творог не люблю, — вдруг поняла я. — А его — люблю.

— Чушь какая, вся жизнь у тебя впереди. Встретишь ещё дипломата, красивого, умного… Он подарит тебе жизнь, которой ты достойна.

Мама мечтала о дипломате для меня как о панацее от тяжёлой российской действительности. Мама удивительно хорошо разбиралась в дипломатах, хотя сама тридцать лет жила с человеком, который первые десять лет был, по её определению, неудачником, а последние двадцать — алкоголиком.

То, что я не дождалась дипломата, а ушла к «этому… замкадышу», мама расценила как предательство. Предательство её мечты. Она вкладывала в дочь как в инвестпроект, который принесёт дивиденды в виде скорой эмиграции в богатую и успешную страну, где жить хорошо, чисто и весело. И априори нет алкоголиков и неудачников.