«Дни моей жизни»

Что мы знаем о Чуковском? Если не брать во внимание специалистов по детской литературе, то в большинстве случаев вспомнят «У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон!». Вспомнят Федору, Крокодила, Мойдодыра, может, ещё и Айболита.

Но кроме этого, Корней Чуковский был потрясающим, глубоким, разносторонним человеком. Вениамин Каверин пишет о нём: «Всю жизнь он работал, не пропускал ни одного дня. Первооткрыватель новой детской литературы, оригинальный поэт, создатель учения о детском языке, критик, обладавший тонким, «безусловным» вкусом, он был живым воплощением развивающейся литературы. Он оценивал каждый день: что сделано? Мало, мало!..»

Корней Чуковский — русский советский поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист. Отец писателей Николая Корнеевича Чуковского и Лидии Корнеевны Чуковской. Самый издаваемый в Советском Союзе и России автор детской литературы: тираж книг Чуковского за 2017 год превысил два миллиона экземпляров.

Корней Чуковский был прекрасным переводчиком, автором пособий по языку. Кто из нас способен на такую работоспособность, на такую глубину? Кто способен перенести столько тягот, оставаясь на высоте?

Имя Корнея Ивановича Чуковского знают все от мала до велика. Его имя стало визитной карточкой русской детской литературы. Детское творчество занимало в его жизни особое место, но были у автора и другие произведения, одним из таких является его дневник.

Чуковский вёл свой дневник почти 70 лет — с 1901 по 1969 год, в самые сложные для России годы XX века. Его дневник — это не только источник любопытных исторических или литературных подробностей. Он интересен с точки зрения личной трансформации интеллектуала в тоталитарную эпоху. Это эксперимент с интимностью и публичностью, в котором мы сейчас так нуждаемся. Когда автора распирает от находящих на него эмоций — от счастья, радости, боли, отчуждённости, гнева, жалости к себе, одиночества, всю эту палитру он выплёскивает на бумагу. Но после ритуала самоцензуры.

«Дни моей жизни» — замечательная книга, написанная человеком удивительной судьбы, который знал многих выдающихся современников.

Вот что пишет в предисловии книги Вениамин Каверин: «Дневник К. И. Чуковского — самая откровенная и самая драматичная его книга — охватывает почти семь десятилетий его жизни. В них бурная эпоха начала века сменяется чудовищной фантасмагорией двадцатых — шестидесятых годов, наполненной бесконечной борьбой за право быть писателем, страшными потерями родных и близких людей… Чуковский дружил или был близко знаком едва ли не со всеми выдающимися современниками — Горьким и Леонидом Андреевым, Короленко и Куприным, Репиным и Евреиновым, Блоком и Маяковским, Гумилёвым и Мандельштамом, Пастернаком и Ахматовой, Зощенко и Тыняновым, Твардовским и Солженицыным… Все они, а также многие другие известные деятели русской культуры оживают на страницах его дневника — этого беспощадного свидетельства уже ушедшего от нас в историю XX века.

Что из себя представляют эти дневники? Это впечатления от поразившего Чуковского явления или человека — то краткие, то очень подробные. Мастер слова. Каждая встреча записана по живым следам. Время начала сурового самоанализа».

Предлагаем вашему вниманию небольшой эпизод из книги Корнея Ивановича Чуковского «Дни моей жизни».

«9 марта. Читал Белинского. Не люблю я его статей. Они производят на меня впечатление статей И. Иванова, Евг. Соловьёва-Андреевича и проч. нынешних говорунов, которых я имею терпение дочитывать до третьей страницы. Прочтёшь 10, 15 стр., тр., тр., тр: говорит, говорит, говорит, кругло, цветисто, а попробуй пересказать что, чёрт его знает, он и сам не перескажет. Счастье этому писателю. Он и сам в письме к Анненкову сознаётся, что ему везёт на друзей, а чуть он помер, стали его друзья вспоминать и, по свойству всех стариков, уверенных, что в «их время» было «куда лучше», создали из него мифическую личность. Некрасов, написавший эпитафию Белинскому, чуть только тот помер, называет его «приятелем», «наивной и страстной душой», а через несколько лет Белинский вырастает в его глазах в «учителя», перед памятью которого Некрасов «преклоняет колени». Тургенев был недоволен Добролюбовым и противопоставил ему Белинского — здесь уж и говорить нечего об объективности. Правда, Достоевский через десятки лет всё же осмелился назвать Белинского сволочью, но на него так загикали, что Боже ты мой!

5 июня. День совершенно пустой. Денег ни копейки, в голове ни одной мысли. Ни одной надежды. Никого не хочу знать. Остановка. Даже книжного дурмана не хочется. Нужно где-нибудь достать 10—15 р. и уехать к Луговому. Потом захочется возвратиться и… работать — без конца. Но где достать? Но как достать? Буду разве писать о Розанове. Книжка Розанова очень талантливая. Чтобы написать такую талантливую книжку, Розанов должен был многого не знать, многого не понимать.

1 сентября. Был с детками Богданович на море. Ходили с Коленькой и с ними в купальную будку, далеко влево по берегу, волны, я мыл в море ноги. Коля говорит: у волн чёрные спинки и белые животики. Сегодня с Машей ходил в парк. Было изумительно хорошо. Коля болтал без умолку. Мы садились на скамейки, смотрели высокие сосны, видели школу, основанную Репиным, любовались клёном: он как из золота. Сейчас мне вспомнился Арцыбашев: какой он хороший человек. Я ругал его дьявольски в статьях. Он в последний раз, когда я был у него в Пале-Рояле, так хорошо и просто отнёсся к этому.

Ужасно то, что я не несу никакого учения, не имею никакого пафоса. Я могу писать только тогда, если хоть на минуту во мне загорится что-нб. эмоциональное. Если б у меня была «идея», я был бы писатель. А когда нет «пафоса», я почти безграмотен, беспомощнее всех и завидую репортёрам, которые связно могут написать десять строк. Прав был Рейтер, который про первые мои писания говорил: «Вы человек нервный, не дурак. Вы хорошо пишете, покуда есть нервы. Станете старше или хоть каплю вылечитесь — пропало». И теперь это сбывается.

Розанов — посторонний. Разные посторонние бывают. Иной посторонний из окна глядел — сверху, всё происшествие видел. Такому «со стороны видней» и понятней. А другой посторонний подошёл к вам: а что здесь случилось, господа?»

Для тех кто знает только «детского» Чуковского, книга несомненно станет открытием с большой буквы, но можно сказать шире — данную книгу нужно обязательно прочитать каждому человеку, считающему себя культурным, и каждому, кто хочет таким стать.