Письма, что самой жизни длиннее

http://nworker.ru/wp-content/uploads/2020/12/663_d1104__86.jpg

О том, как история одной семьи запечатлена не только в весточках с фронта, но и в стихах

Недавно к нам в редакцию с поэмой о своём отце пришла читательница Маргарита Фёдоровна Костенкова. Он воевал во время Великой Отечественной войны и погиб в 1943 году. На память остались только письма с фронта и фотографии, которые бережно хранятся в семье, собираются в альбомы, а ежегодно 9 Мая внуки Маргариты Фёдоровны гордо идут в рядах Бессмертного полка с фотографиями своих прадедов. Семейные встречи за большим столом — это тёплые и душевные посиделки, во время которых читают стихи о прадеде, его письма… Рассказывают истории, передающиеся из поколения в поколение, ведь самое важное — это семья.

680_d1104__C 679_d1104__7 665_d1104__998 664_d1104__07 662_d1104___)9фёдор Яковлевич Громоздов, отец Маргариты Костенковой, был директором новодвинской школы № 80 и учителем истории. До войны их семья жила прекрасной, спокойной жизнью. У них была большая квартира, а в ней царили любовь и забота друг о друге, которые впоследствии мама Августа и папа Фёдор вкладывали в свои письма, наполненные нежностью. Даже на войне, когда кругом царили мрак и смерть, Фёдор Яковлевич мысленно был с семьёй, давал наставления детям и жене. Но все понимали, что вокруг война, а потому первым делом — самолёты, танки и защита своих родных и страны на фронте. Но письма — единственная ниточка, связывавшая с семьёй, — приходили постоянно и в военную часть, и домой, в Новодвинск. И чувствуется, что хоть весточек от самых дорогих людей было много, но даже их не хватало и нужно было больше писать, рассказывать, что происходит… Если же по каким-то причинам письма от Фёдора Яковлевича не приходили несколько дней, родные очень волновались: мало ли что могло произойти.
По воспоминаниям Маргариты Фёдоровны, однажды они с братом и мамой возвращались домой из дет-ского сада, было темно, а в окне их комнаты горел свет. Этого делать было категорически нельзя, ведь могла начаться бомбёжка. И Августа сломя голову побежала вешать на окно световую блокировку и выключать освещение. Казалось бы, такая привычная деталь нашей жизни, но в то время свет был категорически запрещён.
Маргарита Фёдоровна рассказала, что после Великой Отечественной они с братом учились в школе, которой до войны заведовал их отец. Но никто до выпу-скного вечера об этом не говорил. Когда же оказалось, что в школе учились дети Фёдора Громоздова, некоторые преподаватели и ученики рассказали о нём только хорошее: каким замечательным человеком и не менее прекрасным учителем и директором он был. Как вспоминает Маргарита Костенкова, это было тяжёлое время, когда в классе только у одного человека была полная семья, с вернувшимся с фронта папой. Без-отцовщина очень сильно ощущалась, и было сложно.

Знакомство с отцом
Письма от папы Маргарита Фёдоровна прочитала, уже будучи взрослой, — про них в семье тема практически не поднималась. До этого фронтовые треугольнички лежали в шкафу, перевязанные красной лентой. Кроме них бережно хранились семейные фотографии, открытки и всё, что напоминало о Фёдоре Яковлевиче. Да и рассказов об отце было не так много, знали, что погиб в 1943-м в звании лейтенанта. Очень больно было Августе про это говорить. А дети, всё понимая, не поднимали тему.

Читая страницы
В письме, где Фёдор упоминал о том, что уже два месяца как уехал служить, есть фраза: «Ты не представляешь, что для бойца Красной армии значит письмо из семьи». В письмах — целая история. Переосмысление прошлой жизни, осознание всей важности друг друга. Постоянное волнение: всё ли хорошо с семьёй, есть ли деньги, дрова, не болеет ли кто и, главное, все ли живы. По словам Фёдора из другого письма, читая подробные рассказы, он будто переносился на несколько минут домой и говорил с Августой лично: «Очень соскучился по тебе, по ребятишкам. Иной раз так задумаешься над этим, что появляется желание огромной силы побыть хоть минутку времени рядом, обменяться хоть одним взглядом, сказать хоть пару самых тёплых слов, обнять и поцеловать и тебя, и ребят. Утешает мысль, что это так и будет, что это уже не так далеко…»
В пожелтевших от времени листах бумаги можно проследить и осознание всей ситуации, смену отношения к войне: «Гутя, я ещё не был на фронте. Но западнее Москвы по дороге я наблюдал столько разрушений, разбоя, которые учинили фашисты и которые ещё не успели залечить наши люди. Чем дольше едешь, чем внимательнее всматриваешься, тем больше разгорается ненависть к проклятым фашистским гадам и жажда мести»; «Я ещё не наступал и не принял уча-стие в освобождении городов и сёл. Вот это всё я должен пройти, а потом уже думать о возвращении на родину, в свою семью»; «Находясь здесь, я чувствую себя уверенным в том отношении, что ты и в дальнейшем целиком отдашься семье, воспитанию Славки и Риты, а наша встреча с тобой (я в этом не сомневаюсь) будет самой радостной и счастливой. В свою очередь заявляю, что и лично я принадлежу Родине и семье и постараюсь это подтвердить делом. Ничего, Гутенька, мы с тобой успеем пожить лучше, чем жили».
Пришедшее в канун Нового, 1943 года поздравительное письмо закончилось так: «Я бы хотел, чтобы ты твёрдо верила, что всё это мы переживём, будем вместе, поживём врозь — научимся больше уважать и понимать друг друга. Будет и на нашей улице праздник. И если я не присутствую сейчас у вас, то на следующей ёлке я обязательно буду и наряжусь Дедом Морозом. Всем нам будет весело».
В одном из писем рассказывается о болезни Славика — старшего ребёнка: «Гутенька, пожалуйста, сделай всё, чтобы поскорее прошли у него приступы. Раньше, помнится, ты делала это довольно удачно. Для меня здоровье наших детишек дороже всего». В другом же письме Фёдор рассказывает, что встретил в деревне девочку, очень похожую на дочку Маргариту, которой тоже два года.
В каждой весточке он писал, как сильно всех их любит, переживал за всю семью. Иногда встречались нравоучения, особенно в эпизоде, где Славик безобразничал и отец грозился не привезти ему подарки. Но очень часто в письмах мелькает главное — надежда и уверенность на скорую встречу и светлое будущее, которое, к сожалению, для Фёдора так и не наступило.

История в стихах
Хороший друг семьи Маргариты Фёдоровны и её мужа Леонида Сергеевича Валерий Яковлевич Веретнов написал поэму о Фёдоре Яковлевиче и семье Громоздовых. И о по-следнем письме, хранящемся в отдельном альбоме с фотографиями и вырезками из газет.
«Февральский день,
год сорок третий.
Супруге Августе —
письмо.
Оно последнее, отметим,
В последний раз
ей вручено.
В нём Федор посылал
приветы
Родным, знакомым,
и затем
Давал он дельные советы
По воспитанию детей.
Писал он также,
что клянётся
Бить ненавистного врага,
Быть может,
счастье улыбнётся,
С Победою домой
вернётся —
Ему так верилось тогда».
В этом трогательном письме был небольшой стих самого Фёдора. Он хотел, чтобы эту песенку пели Рита и Слава:
«На Севере ледовитом
Живёт моя семья.
Ава, Слава, Рита,
А вместе с ними — я.
Для Славы и для Риты,
Для всех наших детей
Фашисты будут биты,
Им не собрать костей».

Ирина ВАСИЛЬЧЕНКО
Фото из семейного архива
Громоздовых и Костенковых

Редактор
Редактор
Administrator

Последние новости

Рубрики

Календарь публикаций

Декабрь 2020
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031  

Архив записей