Неужели каменный муравейник — эталон благополучия для жителей нашей страны?

Заросшие пашни, упавшие дома

Для любого иностранца дикостью кажется стремление русского человека жить в бетонных небоскрёбах, когда в распоряжении огромные свободные земли.
Знакомый индиец, сравнивая население России и Индии, искренне восхищался нашими возможностями. В тесном Дели многоквартирные дома не роскошь, а суровая необходимость. Иначе просто негде будет жить, и загородный дом для многих недостижимая мечта.
А что у нас? У нас свои поля, просторы. Реки и озёра, леса и степи. И при этом множество умирающих деревень и сёл.
Сердце обливается кровью, когда, проезжая по многочисленным трассам, и не только на Севере, но и в средней полосе России, видишь заросшие пашни, прогнившие дома… Некому оценить вот это небо, цветущие травы, курлыканье журавлей…
На что меняем мы наши богатства? На иллюзию счастливой жизни? Мол, только в городе можно достичь успеха. Мол, только в городе можно жить как «белый человек». И только здесь можно построить карьеру и  быть уверенным в своём благополучном будущем.
Но почему в исконно аграрной стране понятие «деревня» равняется теперь понятию «безысходность»? Почему мы не можем… нет, не осваивать новые земли (на это точно не хватит сил), а хотя бы вернуть утраченные? Пока не заросли окончательно с таким трудом отвоёванные у леса нашими предками поля, пока не упал последний телеграфный столб, пока хоть в одном окне ещё горит свет…

Что горожанам неведомо

Летом мы живём в доме, построенном руками моего деда, в Вологодской области. Это не похоже на безликую постройку: это добротный дом, украшенный наличниками, карнизами, с крыльцом-фонариком и большой хозяйственной частью. Изящные посудные шкафы-горки, неуклюжие сундуки, длинные лавки вдоль стен и столы с точёными ножками тоже сделаны им на домашнем верстаке с помощью рубанков, стамесок и пилы.
Более полувека согревает и кормит семью русская печь, а маленькая банька по-чёрному, пропитанная запахом дыма и берёзовых веников, до сих пор даст жару всем новомодным финским саунам. Когда выходишь из неё вечером, красный, распаренный, — лёгкий ветерок охлаждает разгорячённые щёки, на горизонте над лесом полыхает закат, а над головой загораются первые звёзды.
Вокруг деревни простираются поля. Когда идёшь по ним по весне, из-под ног разбегаются чибисы, а с дальних лугов слышится многоголосое курлыканье и хлопанье больших крыльев.
За полями — лес-кормилец, скрывающий в своей чаще богатые рыбой озёра. Моя тётя, выходя из него с полной корзиной морошки, всегда благодарила его, как живого: «Ну спасибо, лесок!». Все деревенские жители имеют в этом лесу заветные места, куда приводят только самых близких, а потом передают эти тайные знания по наследству сыновьям и дочерям.
И вот уже новое поколение наполняет вёдра крепкой брусникой, собирает янтарную морошку, пачкает руки спелой черникой… А когда наступает грибная пора, с азартом ищет выглядывающие из-под прошлогодней листвы мохнатые белые грузди да особо радуется «царскому» грибу — пахнущему хвоей рыжику.
…Эти «тайные знания» недоступны простым горожанам. Чтобы понять это глубоко — так, чтобы полюбить свою родину навсегда, — надо не просто выезжать на природу «на шашлыки». Надо признать всю ограниченность своей картины мира, где ягоды «растут» в пакетах в отделе с заморозкой. Где мебель производится из опилок и фенолформальдегида, а вода льётся по многокилометровым трубам, заросшим жиром и ржавчиной.
…Что же потеряли мы в погоне за комфортом? Не настоящую ли жизнь?

Когда идём по деревне, старожилы вспоминают: «Домов 95 тут было… Вон там — завод кожевенный, а вон в том лесочке — мельницы».
А я смотрю по сторонам и вижу пять изб, разбросанных посреди заросших травою пустырей.
У пары из них ухоженные огородики. А другие три дома готовы разделить участь тех девяноста, что уже развалились, рассыпались на брёвна без хозяйской руки — под воздействием неумолимого времени. Мы ведь того, что было здесь когда-то, увидеть не можем.

Таисия ВАХРУШОВА
Фото автора и Натальи Трофимовой