Меня часто спрашивают: почему я пишу о той, далёкой уже сейчас, войне? Почему я упорно возвращаюсь к её малоизвестным страницам, пытаясь в меру сил изложить их в поэтических строчках? Ведь я не воевал, не ходил в атаку, не хоронил боевых друзей.
С юных лет меня окружали люди, которые прошли фронтовыми дорогами с первого и до последнего дня войны. Они умирали молодыми, война догоняла их болезнями и недугами снова и снова. Но они успевали рассказать о войне такое, о чём не писали в учебниках. Рассказать так, что это намертво цепляло сердце и душу, возвращалось через года неумолимым желанием написать об этом в стихах.
С наступающим праздником Великой Победы, земляки! Здоровья и счастья всем ветеранам, а нам — бескорыстной памяти и любви, ибо, среди прочего, и в этом тоже залог величия нашего национального духа.
***
Дед был силён и крепок, сразу видать — кузнец!
Вдовых любил соседок, сам, как они, вдовец.
И в волосах у деда не было седины,
Хоть он успел изведать две, почитай, войны.
Выпив, случалось, водки, твёрдо шагал домой,
А вот его погодки век доживали свой.
Переплывал он реку, в драке бывал неплох,
Только вот за полвека в кузне своей оглох.
И потому, наверно, деда вернул назад
В горестном сорок первом энский военкомат.
Только на фронт упрямо рвался идти старик.
Мёртвым не ведать срама, так он считать привык.
Да и взглянуть хотелось деду на те места,
Где от царя за смелость два получил креста.
Помнились кровь и нервы, первого боя злость,
Немец убитый первый в битве за город Лодзь.
В двери военкомата снова стучался он,
Так и попал из хаты в маршевый батальон.
Знать, у страны на деле крепко трещал хребет,
Раз уж сгодился еле слышащий старый дед.
Он воевал недолго — месяц, быть может два:
В городе, что на Волге, редкая голова
Целой бывала дольше двух или трёх недель.
Дед не увидел Польши да и других земель.
Выли в ночи снаряды, бьющие наповал,
С нашей землянкой рядом вражий фугас упал.
Воздух морозный, колкий гарью тотчас пропах,
Принял мой дед осколки в голову, грудь и пах.
Думаю, он едва ли что-то понять успел,
Вряд ли его искали средь неподвижных тел,
Ордена и медали не получил боец,
Смерть от немецкой стали лишь заслужил кузнец.
В братской ли он могиле или один зарыт?
Может, в придонном иле Волги-реки лежит?
Точно одно я знаю: снежной пургой пыля,
Деда взяла родная, русская мать-земля.
Застольная Волховского фронта
«Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград прорывался болотами,
Горло ломая врагу…»
П. Шубин
Эти застолья забыть не получится,
Помню, как будто вчера.
Память моя, дорогая попутчица,
Память — родная сестра.
Помню мужчин с боевыми медалями,
Ярко горят ордена,
Рюмку поднимут и выпьют за Сталина,
Выпьют привычно до дна.
Выпьют в молчанье глубоком, не чокаясь,
В память погибших друзей,
С кем прошагали дорогу жестокую
В тысячу огненных дней.
Выпьют за юность свою обожжённую,
Майскую синюю высь,
Выпьют и крепко обнимутся с жёнами,
Что их с войны дождались.
Выпьют за нашу великую Родину,
Поле и дедовский дом —
То, что мы, русскими числившись вроде бы,
Позабывали потом.
Где вы, дядья мои, парни мезенские,
Храбрые фронтовики?
Помнят вас старые улочки венские,
Что у Дуная-реки.
Помнят вас Свирь и болота Карелии,
Где вам пришлось воевать,
Где по-пластунски собою измерили
Каждую малую пядь.
Бились с врагом за Отечество вольное,
С совестью жили не врозь.
В честь вашу грянем мы дружно застольную,
Как на Руси повелось!
Виктор ГОЛУБЦОВ
