История снимка, рассказанная во Всемирный день фотографии

Хорошая была практика: лучше узнавали свой край, да и здоровье укрепляли. Не были зажаты во временные рамки, не было обязательств перед изданиями. Мы любили фотографировать и фотографию. А уже с наступлением полярной ночи вечерами собирались в клубах, приносили с собой фототрофеи, делились информацией с коллегами. И, конечно же, оформляли фотовыставки.
Общаясь с людьми, особенно с деревенскими жителями, мы много узнавали нового, и это позволяло увидеть какую-то ситуацию с неожиданной стороны.
…В девяностых годах прошлого века высадились мы с товарищем из душного ПАЗика в деревне Орлово, что в Каргопольском районе. Пешком двинулись на север, огибая большое и красивое Лёкшмозеро. Ещё несколько километров по болотам и перелескам — и нашему взору открылся великолепный вид на два озера: Масельское и Вильно. Слева, высоко на вершине горы, виднелась старая, почерневшая от времени церковь. Вся эта красота вдохновляла на движение вперед. Обходя по чуть заметной тропинке Масельское озеро, мы наткнулись на деревушку под названием Гужово. А в ней — мёртвая тишина… Деревня пуста, ни одного живого существа! Тишину нарушало лишь жужжание неизменных спутников — комаров да мошки. Надо признать, стало страшновато: старинные дома, шторки на окнах откинуты — будто на тебя кто-то смотрит, а людей нет. Что это? Чья-то неведомая сила изьяла всё живое и переместила в другие места?
Мы всё пристальней всматривались в раскрытые окна, и вдруг в одном из домов, стоявшем на краю деревни, замечаем шевеление. Постучались — тишина. Постучались снова. Со скрипом медленно открылась перекошенная старинная дверь. В проёме показался рослый старик, на вид лет за восемьдесят. Внимательно осмотрел нас. Из комнаты пахнуло вкусными пирогами. Сглотнув слюну, мы вкратце рассказали, зачем пожаловали. Старик понимающе покивал головой: «Ну-ну, пожалуйста, фотографируйте!» — и закрыл дверь.
Огорчённые холодным приёмом, мы уже было пустились в путь, но открылось окошко — и женский голос позвал нас: «Ребято, заходите чай пить-то!» Мы приободрились: вот это по-нашему, по-северному. Разложили на столе запасённые в дорогу бутерброды. Старик поставил на стол дымящий углями самовар, старушка достала горячие пироги. Стали знакомиться. Баба Анна и дед Алексей (кажется, так звали хозяев). Дед напряжённо и внимательно следил за каждым нашим взором, и от этого нам было неловко.
«Нет-нет, эта икона никакой ценности не имеет! — это он сказал, когда мы обратили взоры на икону. — И самовар этот тоже!» — это мы долили в чашку кипяточку. Конечно, нас интересовали эти вещи, но только как старинные предметы для композиции снимка. Напившись горячего чая, попросили хозяев немного попозировать в этом прекрасном интерьере. Освещение, замечу, для фотографирования было сложное: на улице светило яркое солнце, а в доме темновато. Поэтому большой интервал в яркости не давал уверенности, что кадр выйдет. Не давала гарантии и фотографическая широта плёнки или, как сейчас говорят, динамический диапазон. Но герои в кадре, интерьер и сама ситуация, близкая к сказке, позволяли надеяться на успех.
Забегая вперёд, скажу, что мой товарищ съемку загубил: проявил плёнку стандартным способом. Потому и фотография получилась с сильным контрастом. Таким, что теневая сторона на лицах наших героев была чёрная, без полутонов. Я же проявил свою плёнку особым методом. Чтобы сохранить все полутона на негативе, концентрацию раствора ослабил в десять раз. При этом стандартное время проявления увеличил ещё на сорок пять минут — катушка с плёнкой в проявочном бачке проворачивалась два оборота в минуту. Практически «голодное» проявление. Печатал на мягкой матовой фотобумаге. Позже снимок был выставлен на 38-м Салоне международной фотографии в Голландии. Эта же фоторабота под названием «Sundоwn» — «На закате жизни» — вошла в каталог выставки. Не могу сказать, что товарищ не ревновал меня к моему успеху…
Но вернёмся к чаю да пирогам… Потихоньку завели неспешный разговор о прошлом. Вспоминали, как молоденькую невесту Аню Алексей увёл… у родного брата. Парочка бежала в Питер, с 1929 года работали на Ижорском заводе. Потом армия, служба. Приезжают в деревню, в «родовое гнездо», всё реже. В 90-х годах умы общества бередила тема тридцать седьмого года. Не удержались и мы, спросили о репрессиях. И тут дед, помолчав, с грустью ответил: «А знаете, ребята, я ведь и сам служил в НКВД…» (Вот откуда внимательность и осторожность!) Попал в эту структуру благодаря высокому росту — набирали здоровых рослых парней. К репрессиям, сказал нам дед, отношения не имел, только Кремль охранял при Сталине, да иногда пьяных руководителей по домам развозил: Ворошилова, Хрущёва…
Вот такая вышла у нас поездка за фотосюжетами. Говорят, самая большая ценность для человека — память. А я бы добавил, что фотография тоже — она может вернуть человека в прошлое, освежить в памяти прожитое.
Владимир БЕРЕБЕНЕЦ