Об умении договариваться и об искусстве компромиссов: Белый дом, расстрел…

В воскресенье вечером 3 октября 1993 года по телику сообщили, что завтра «начнётся». Конфликтующие стороны не сумели договориться, на компромисс никто не пошёл.
…В четыре утра пришла машина, и я, репортёр «Северного рабочего», вышла из дома как-то буднично, подумав: «А может, и не вернусь…», и с фотокором Владимиром Бербенцом по заданию редакции мы рванули в архангельский аэропорт Талаги, в Москву, а там — на баррикады к парламенту, который прямо на наших глазах попал под танковый огонь, оказались под обстрелом. Кое-как выбрались из заварушки, а ночь в гостинице «Белград», с видом прямо на горящий Белый дом, провели, сидя под батареей в номере — самое безопасное место, когда в стену бьются пули.
Три октябрьских дня в Москве мы кидались в самую гущу событий. Осознавали ли мы, что попали на войну? А ведь это была война во всех смыслах. Война снайперов. Война нравов. Беспощадная война интересов. Мгновенно вылезла выпуклость двойных стандартов российской «демократии», до сих пор вызывающая чувство брезгливости. Враз закончилась романтика перестройки со светлыми ожиданиями другого будущего. Я превратилась в скептика.
Милиция беззастенчиво вырывала плёнки из фотоаппаратов, поэтому каждую заснятую Володя прятал на груди под свитером… На моих глазах Бербенца ставили к стенке, ощупывая («Граната?») яблоко в кармане куртки: его жена Надя заботливо положила, чтобы не проголодался, а я, глядя на эту вакханалию, трусила. Бербенец храбрился. Мы даже выводили раненого с поля боя (парню выстрелом раздробило плечо)… Шли по ночной митингующей Тверской… Напротив здания ИТАР-ТАСС наблюдали шквальный перекрёстный огонь, вжимаясь в стенку…
Брели через совершенно безлюдную, окружённую баррикадами Красную площадь в пресс-центр Дома правительства на Старой площади (пропуском нас обеспечил прилетевший в столицу одним рейсом с нами тогдашний губернатор Пал Николаич Балакшин), откуда бесплатно и исправно передавали в редакцию информацию по телефону (мобильников тогда не было, а в самой Москве связь работала плоховато).
…Володя Бербенец увещевал меня: «Сейчас сфотографирую тебя такую!». А я испуганно дрожала, показывая пальцем на Белый дом: «Туда? Не пойду». Мы скрывались под пандусом здания СЭВ (сейчас это Московская мэрия), когда возникала спорадическая (беспорядочная — тогда узнала этот термин) перестрелка — начинался штурм.
«Эй, — кричали нам, — отходите оттуда, там недавно девушку убило». Мне было очень страшно и совсем от того не стыдно. Я ощущала себя абсолютно незащищённой и беспомощной. Вместо того, чтобы налаживать новую жизнь, ветви власти дрались, в прямом смысле этого слова, меж собой, забыв о нас, гражданах.
Свой репортаж я назвала «Мы были зрителями кровавого спектакля» и спустя 20 лет не отказываюсь ни от одной строчки. Но многое осталось за кадром, в сердце. Свои рваные воспоминания когда-нибудь (придёт время) я уложу в цельную мозаику.
Сейчас, после пережитого полного паралича власти, политики научились договариваться, освоили искусство компромиссов и взаимных уступок. Но форточка, откуда дул свежий ветер, захлопнулась.