Елена Лещёва родилась в Северодвинске. Окончила факультет иностранных языков ПГУ имени М. В. Ломоносова (ныне САФУ). Работала корреспондентом в газете, сейчас — предприниматель. Деятельность связана с кино, эстрадой. Стихи пишет с детства. Публиковала их в различных изданиях. Своей книги пока нет.
Остаюсь средь дождей и ветров…
Лето прошло, растворилось в тумане
Ворохом ярких июльских цветов,
Бабочкой яркой в цветном сарафане,
Образом чьих‑то ветреных снов…
Пляжный роман наигрался с сердцами,
И упорхнула былая любовь —
Бабочкой яркой в цветном сарафане,
Образом чьих‑то ветреных снов…
Я сохраню солнца лучик в кармане,
Я остаюсь средь дождей и ветров
Бабочкой яркой в цветном сарафане,
Образом чьих‑то ветреных снов…
Вот и шляйся по чужим и тёплым домам,
Где под вечер спокойно, уютно и сытно,
Оставляй в прихожей свой доломан,
Ветрами тысячи бурь побитый,
Бросай в самом дальнем и тёмном углу
Ботинки с нездешней дорожной пылью,
Сиди, укутавшись в плед, на полу,
Проживай всё заново — быль за былью:
Дороги, которым не хочешь конца
(Мужчины, женщины, пашни, брани).
И не смей соврать, даже слегонца,
Даже когда видишь дно в стакане,
Потому что иначе уже не зайти
В эту тихую заводь твоей пироге —
Споткнёшься, словно незваный вампир,
На таком вожделенном перекрёстке-пороге…
Вот и сиди — пей свой эль, ешь свой хлеб
И моли своего трансцендентного Бога,
Чтобы в доме — очаг, а в глазаx людей — свет
Не гасил он ещё бесчисленно долго…
И не хвастайся всё повидавшим клинком —
Здесь трофеи войны не так уж уместны.
Ведь если ты перестанешь
ходить в этот дом —
То кому будешь петь свои новые песни?
Новая Одиссея
Мой бриг никак не выйдет из дрейфа,
В который он лёг позапрошлой весной,
А я пеку пироги для голодного эльфа —
С корицей, яблоками и пыльцой.
И думаю: вот он наестся
И выполнит то, что давно хочу,
То, что идёт от самого сердца,
Хоть на малую толику, на чуть‑чуть…
А дальше управлюсь самостоятельно —
У меня есть карта, труба и компас,
И я на сутки опережаю старателей,
Ищущих тщетно мой алмаз.
Выследить, выкопать, вывезти, выкупить
Свой капитанский патент и собрать
Старую, добрую, как оно должно быть,
Свою флибустьерскую рать.
Бриг мой сверкает вдали парусами…
В глотку гарпун вашей дуре Ассоль!
Я вот пока займусь пирогами.
Эльф, где в твоём королевстве соль?
Чем закончилась сказка? Хотите знать?
Всё по правде, без сантиментов.
Принцу в этом году будет тридцать пять,
И он лысый уже, как коленка.
У него крошка дочь, он не ладит с женой,
Попивает, но не запойно.
И в общем и целом доволен судьбой:
В королевстве его спокойно.
Фея вроде как держится молодцом:
В тридцать два — ни одной морщинки,
Всё в порядке с фигурой, блещет словцом,
Улыбается для фотоснимка.
Посмеётся — и вдруг невзначай загрустит…
Ах, мол, время бежит, ах, старею…
У неё есть ребёнок, муж и гастрит.
По-людски, в общем, всё, хоть и фея.
Посмотрите‑ка, как возмужал мальчик-паж!
Есть свой бизнес и дом у моря,
Королев и принцесс берёт на абордаж,
Может, даже и женится вскоре.
Но пока недосуг: лишь бы в гору — дела
Да не мучили б камни в почках…
Вот такая вот сказка у нас пошла…
Be continued. Спокойной ночи.
Кройка-рэп
Вечер выплеснул в город потоки машин.
Мне отмерили счастья — целый аршин.
Хоть закутайся в нём теперь!
Жаль, что я
Не ходила на курсы кройки-шитья.
Я бы так раскроила — Карден растерялся бы,
А Готье, Жан и Поль, изменил ориентации!
Медийное братство, глотайте сенсацию:
Раньше нигде и в будущем вряд ли —
Только сегодня! «Счастливые платья»!
И я выхожу в завершенье показа —
Вся в эмоциях и от Swаrowski стразах —
И, на ходу принимая заказы,
Говорю: «Господа, ну не все же сразу!»
А потом, в пентхаузе распивая «Бейлис»,
Приглашу к сотрудничеству некую Пэрис…
Я в метро и лечу из тоннеля на свет.
А мой Ангел читает французский рэп
И в хип-хопный прикид сегодня одет.
«Бейлиса» в пузатом бокале — НЕТ.
Глюканутая фантасмагория — БРЕД.
И можно вынести мозг гитарными рифами
Или пеленговать строками-рифмами
Про то, как все наши уходят в subway,
Строят карьеры, играют свадьбы,
Складывают кубики изо льда,
Даже спиваются иногда
И разбредаются по городам…
Хмурясь, засовываю руку в карман, а ТАМ…
В миллионах складок-морщин
Сложено счастье — целый аршин.
И хотя я не знаю, как кроить платья, —
Сойдёт и куском. На меня вполне хватит.
В плечах хорошо и в груди не узко…
Ангел кивнул и вышел на Тульской.
А давай мы просто заварим чай?
Мне так надоел в пакетиках.
И мозаику вместе сложим, давай?
Из чаинок на дне и секретиков.
Знаешь, как меняется цвет моих глаз
От моря — в зелёную изморозь?
Если я голодная — это раз.
Два — если не выспалась.
Три — это если кого убить
Мне почему-то хочется…
Знаешь, как тяжко без чая жить?!
Хуже, чем в одиночестве.
А твои глаза — бездонное… дно
Цвета крепкого-крепкого кофе.
Кофе — совсем другое кино,
Его любят снимать в Европе.
Там люди так много всего говорят,
И так со значением смотрят…
А где‑то писали: кофеин — это яд.
И вообще, кофе зубы портит.
Как уже хочется где-то прилечь
И быть такой… полуспящей.
Всё‑таки чай заварной — это вещь.
Такой заварной… настоящий…
Я похудею, я стану моложе,
Может, и впрысну ботокс под кожу.
Фитнес, питание — всё это тоже.
И буду снимать вереницами фильмы,
И стану почти как Рената Литвинова —
Заламывать руки с пальцами длинными,
С кольцами из серебра старинного.
И критики важно отметят мой почерк,
И будет любить, расцветая, дочка,
И всё пойдёт бойко, без проволочек…
Это грядёт — совершенно точно!
И ОН. Ну куда же ему будет деться?
Сочный, перчёный, как pizza presto,
Которой никак невозможно наесться…
Радует, рядом, всегда уместен,
Предан, как хаунд, как падре, честен…
И называет своей невестой!
Я научусь оценивать риски,
Заведу нож для льда со штофом под виски,
Найду грань между леди и одалиской.
Я чувствую кожей — это всё близко!..
Всё это — скоро. Дело за малым.
Сначала займусь фигурой, пожалуй…
Шуба пахнет морозом и мандаринами.
Кошка в ногах и клубки в корзине.
На окне — узоры. Ангел на пяльцах.
И месяц нахально в окошко пялится
На пряничного имбирного зайца.
Подарки куплены, свёрнуты, спрятаны.
Мозги запудрены зодиаками.
Время дробит минуты на атомы.
Эсэмэски получены адресатами.
Все опять умиляются Барбарой Брыльской.
Пишут с желаниями записки.
Строгают салатики в вечные миски…
И Рождество уже совсем близко.
А тот, кто на пяльцах,
Светло улыбается:
«Всё будет. Всё только ещё начинается».
День шестой. Ожидание вечного чуда.
И, конечно, к нему давно уже всё готово:
Куличи, свечи, яйца и прочие блюда…
Мироносицы-жёны вот-вот обомлеют
у гроба.
И пусть давят на плечи без счёта
дела и заботы
И не лепятся выше края
у чаши терпения,
Но мне кажется: жизнь —
сплошная Страстная суббота
В ожидании светлого праздника
Воскресения.
Тётя доктор, скажи,
Чем унять этот зуд?
Сны про пропасть во ржи —
Это тяжкий недуг?
Просыпаться не в розах —
Серьёзный невроз?
Ваша смена так поздно…
Можно — личный вопрос?
Ваша грива — как ртуть,
Стало быть, вами тоже
Заболел кто-нибудь
До мороза по коже?
Как же нам с этим жить?
Эпикриз не из лучших.
Что колоть и что пить,
Чтобы вылечить души?
Доктор поправила
Ртутную прядь:
«В любви нету правил.
На ночь пейте коньяк».
Можно встать среди ночи, напиться чаю,
Разобрать по стопкам горы слов и вещей.
Я не знаю, как быть, когда не скучают,
Когда дело не в сексе и не в борще.
Можно снова и снова ходить по краю
Между «всё образуется» и «забей».
Я не знаю, как быть, когда уезжают
Далеко и надолго от близких людей.
Я, похоже, совсем ничего не знаю.
Карта бита. Защита пробита. Туше!
Как отвечать, когда убивают?
И надо ли отвечать вообще?..
А когда‑то мой дом был — твоя ладонь,
А теперь ты бежишь от меня, только тронь.
Будто пальцы мои жгут тебя как огонь…
А когда‑то мой дом был — твоя ладонь.
А когда‑то весь мир был — твоё плечо:
Так близко, так сладко, так горячо.
Сколько долгих ночей вышло в зачёт,
Когда весь мой мир был — твоё плечо!
Я когда-то была полна лишь тобой,
Лишь с тобой я была счастливой, живой.
Было вечное лето, был вечный зной,
Когда я была так полна тобой.
А теперь — мне в ночи одинокий сон.
Был мой мир — и ветром вдруг прочь унесён.
Пожалей, проведи меня посолонь…
Ведь мой дом, как прежде, — твоя ладонь…
Мне ночами не до сна, не до отдыха.
А бывало — не разбудишь и пушками.
В крайнем случае тянулась к перу рука —
Или как там это было у Пушкина?
Затянули мне на горле удавку дней,
И хрипит гортань ночами тревожными.
Неродившиеся строки толпятся в ней
И не могут выйти — будто стреножены…
Мне бы выхаркать их с желчью
постылых фраз,
Чуть подёрнутых плёнкой сочувствия…
Может, с этого бы мне полегчало враз?
И умылась бы слезами горючими,
И утёрлась бы ладонью нерезаной,
И крестилась бы, дрожа от истерики…
Это ж надо — так колбасит по трезвому!
Рассказать бы всё,
да вряд ли поверит кто.
Но зато на этом всё и закончится.
Дальше будут лишь сон и спасение
От бесплодной субботней бессонницы.
Спи давай… Уже воскресенье.
И когда просыпаюсь в душном
постельном раю,
И когда истерика лопает струны-нервы,
Надо помнить: этот раз — твоё дежавю,
А у меня — чересчур запоздалый первый.
У тебя бизнес-план: выйти хотя бы в ноль,
Не доводя своё сердце опять до банкротства,
А я — как Русалочка: каждый шаг — боль…
Ходить, да ещё с кем-то в такт — непросто.
Может, и этот раз рассосётся, подсохнет,
как прыщ,
Развесит нас, как трофеи на память
друг другу,
Но ты пока рядом, пусть злишься
и часто молчишь,
И пока ты не против, я тоже рядом побуду.
Знаешь, зверь мой, так тяжко —
не мучиться и не гадать,
Кому, что и сколько положено…
Но пусть тебе чаще будет хотеться
меня обнять…
Ты же знаешь, чем эта осень
для нас особенна.
Будь я на твоём месте,
Все давно бы шагали лесом.
Неувязочка вышла с любовью…
Не нужна? Ну так мне тем более!
Только чур — не надо камбэков,
Обещаний пустых, обетов,
Ночных запоздалых всхлипов…
Я же знаю, что всё это — ЛИПА!
Хлоп ресницами — и за старое,
Что вы, «мы же такие слабые»…
Будь я тобой, устала бы
Слушать эти дурацкие жалобы,
Успокаивать, улыбаясь:
«Всё будет отлично, заяц»,
И дарить дорогие подарки,
Поправлять одеяло украдкой…
Будь я тобой — всё б оставила
И играла по новым правилам.
И дуру такую бы бросила…
Хорошо, что я — не ты, Господи.
