Полемические заметки об увлечениях людей в недавнем советском прошлом
Что любили мы в своём становлении, жители государства развитого социализма? Послевоенная страна всё-таки благоденствовала: войны не было, по ночам никого не увозили в «чёрных воронках», да мы об этом и так ничего не слышали и не знали. Выражение «культ личности» касалось только одного человека — Сталина, того уже не было в живых, о его эпохе никто не говорил и почти ничего не знал. Не говорили и о прошедшей войне — ведь тогда бы пришлось признавать заслуги Сталина, а это было в ту эпоху не принято. О ветеранах войны вспомнили, только когда Никиты не стало. Мы жили при Брежневе в полном благоденствии. А вот что любили?
Не пьют, но смотрят
Любили, конечно, выпить. То ли это было наследие войны, то ли традиция была такая, но ни одна гостьба не обходилась без выпивки. В гости пришёл — это уже святое, первостепенное в городе. Лавки все работают, сбегать недолго. Закуска всегда найдётся: квашеная капусточка, мочёная морошка, пареная брусника, солёные грибки, рыба — обязательно, магазинские колбаска, селёдочка с лучком, солёные бочковые огурцы и помидоры.
Да, так было всегда, поэтому мы с детства знали, как нужно принять гостей или отметить торжество. Не напиваться — но без вина нельзя!
К тому и пришли в юности. Как где-то какой коллектив собирается — обязательно застолье, обязательно выпивка. Помню, в спортивных экспедициях, на соревнованиях даже закон устанавливали: малолетки (до 15 лет) не пьют (но смотрят!), во время экспедиции — сухой закон, потом — сколько хочется! Да уж, сообщества эти…
Да и время такое было — назавтра не надо все проблемы снова решать. Ведь всё было предопределено: кое-как встал, пришёл на работу, работай как можешь (если что — и товарищи прикроют, поймут), вечером всё пройдёт (или снова опохмелишься). Всё было понятно.
Выключить из жизни народ
В 1985 году начал действовать горбачёвский сухой закон. Народ, мол, совсем спился, и людей решили отучить пить. И правда, с ужесточением условий продажи спиртного пить стали меньше. Но зато пышным цветом расцвела подпольная торговля техническими спиртами, которая длилась не менее тридцати лет и, думаю, процветает поныне. Умирали от этого люди, невоздержанные в алкоголе. Подумаешь, пьяницы вымрут! Последний мой знакомый умер от этого технического спирта в 2010-м. Они теряли разум, человеческий облик — и уходили.
Пришлось мне побывать однажды и на «безалкогольной свадьбе», привитой Горбачёвым. Спиртного в ресторане не продавали. Но всё было принесено, оказывается, с собой. Вино разливали из чайника в чайные чашки — чтобы не видно было. Я помню, как совершенно порядочные на вид люди вдруг спросили меня: «Будешь?». Коньяк наливали прямо под столом из бутылки.
Наливали сразу много. Выпить надо было залпом, пока не увидели. Пили некоторые и прячась в туалете. Как это — на свадьбе да не погулять? Со свадьбы все уходили с безумными глазами и мало что понимали.
В 1987 году эту глупость с реформой отменили. Но самогоноварение и нелегальную продажу отравы, заменяющие вино и наркотики, в стране ввели навсегда.
Когда началась карточная система (1989—1992 годы), по карточкам обязательно полагались вино и крепкие спиртные напитки — сколько-то бутылок в месяц. Не пьёшь, да запьёшь — выкупали-то всё обязательно.
Сколько тогда вина просто так купили? И сколько, «чтоб не пропадало», выпили? В стране просто началось алкогольное сумасшествие на фоне разрушения Союза и обрушения всех человеческих ценностей. Видимо, у партии и правительства была установка такая — выключить из жизни народ, пока страна его рушится. С задачей они справились успешно. Если бы Горбачёва не было, его пришлось бы выдумать.
Музыка на государственном уровне
Живя в городе Северодвинске, повеселиться было трудно. Одно спасало — музыка, танцы. Пару-тройку вокально-инструментальных ансамблей (ВИА), которые существовали в городе, боготворили.
Знакомством с музыкантами или певцами гордились. Их знали наперечёт. ВИА и певцы были приписаны к ресторанам («Белые ночи», «Волна», «Огонёк», «Приморский»). В ресторан попасть было несложно, посидеть там — недорого, но танцы в ресторане были скованными, чопорными.
Другое дело — во Дворцах культуры: в городском, в ягринском, в парке. Особые, оказывается, танцы в годы перестройки были в драмтеатре и в Доме техники — там шёл какой-то негласный «съём», и неосведомлённым можно было нарваться на грубость.
В эти же годы перестройки, собственно, для меня кончилась и музыка. Бум 1970-х — «Beatles», «Rolling Stones», «Deep Purple», «Queen», когда за одну пластинку отдавали стоимость пальто, — всё было в прошлом. Стало не до музыки. Когда появились эти мяукающие Варум, Пресняков, вопящий Витас и сумасшедшая Агузарова, вульгарнейшие Распутина и Аллегрова, шамкающий Борис Моисеев и т.д., и т.п., а на экране телевизора во всех видах воцарилась осипшая Пугачёва со своими мужьями-недомерками и из каждого динамика весь день неслось: «Нас не догонят!..» и ещё — что кто-то там «стреляет в левую мышцу», музыка для меня осталась только очень неприятным, раздражающим шумом (не говоря уж о запредельных каких-то рок-, панк- и прочих тяж-маш-группах).
А ведь как когда-то любила эту музыку! Пение! На гитаре играть! Всё пошло прахом, когда из музыки на государственном уровне стали делать нечто дурное и противоестественное.
Где взять коня?
Спортом увлекались все и всегда, во всяком случае многие. Но для меня спорт — это всегда через «не могу». Напряжение физических сил, которых, в общем-то, нет.
Поэтому больше привлекали виды спорта, где требовалась выносливость. Вот потерпеть я могу. Силу кое-где терпежом заменяю. И всегда получались лучше бег на длинные дистанции, лыжные гонки. Я, оказывается, под конец разгоняюсь, то есть, как любой русский, долго запрягаю, но быстро еду. А такие качества больше нужны в туризме — водном, горном. Вот он и был в почёте, и не только у меня. Жаль, ни по одной реке так сплавиться и не удалось. Это было бы, наверно, здорово.
Экзотические виды спорта привлекали — стрельба, например. Главное, результат сразу виден. Акваланг тоже — подводное ориентирование. Можно было и успехи показать. Но все занятия были эпизодическими.
Конный спорт нравился, гонки. Но всё это мечты — где взять коня или автомобиль? В горы бы полезла с альпинистами. Но как-то не пришлось. Упорства ни в чём не хватило — цели, задачи не было.
А многие, знаю, занимались вполне успешно — штангой, боксом, баскетболом, борьбой, хоккеем, лыжами, флорболом. А нас, школьниц 1960-х, некуда было ещё пристроить: не было для нас в городе ни музыкальной школы, ни художественной, никаких секций, кроме, может, плавания. Но зимой лезть в холодную воду — бр-р-р!
Истребляли запасы тканей
Брючки клёш.
Выпендриться в молодые годы как-то хотелось. Поэтому изыскивали что-то в одежде. Сошьёшь оригинальное платьице, самой нравится — уже хорошо. Идёшь — чувствуешь себя королевой. Простенько, но если ткань красивая и с выдумкой — хорошо.
Истребляли у матерей запасы ткани. Помню, у одной подружки полшкафа отрезов скопилось. Бери и шей. Она и брала, и шила.
Потом пришла на помощь мода: брюки клёш, однобортный пиджак, рубашки-батники и рубашечный покрой, туфли и сапоги на платформе! Тут уж мы всё могли получить только через пошив в ателье. Шили! А обувь на «барахолке» покупали, в два-три раза переплачивали! А что — взять негде, а хотелось! И шили, и носили: макси в моде — платье до пола! Тут же миди — юбка до середины икры! Мини — того проще! Их даже старые бабушки полюбили: ткани на сарафан надо меньше, экономия!
Иногда, правда, ткани советские очень сильно подводили, садились! Постираешь — и можешь отдавать вещь школьнице или прямо в детский сад. То есть иные вещи служили только до первой стирки — из крепдешина, шерсти, вельвета и др. Такова была наша промышленность. Значит, новое надо покупать и снова шить.
Мода менялась быстро — одежда оставалась, не изнашивалась. Ох, как она потом пригодилась детям в 90-е годы! Взять-то негде! Ходи или голой, или в старых запасах! Только модный когда-то «вечный» кримплен повторно не использовали. Вышел из моды — и всё! Непрактичен оказался. А потом в годы перестройки пришло к нам азиатское тряпьё — и всё, прощай, мода. Стали ходить в том, что есть, — все одинаково.
Меньший и худший кусок
«Люблю повеселиться — особенно пожрать». Не скажу, чтобы это в советское время было хобби — пожрать. Ели всё что бог пошлёт — то есть что мама сварит. А она тоже, может, кулинар не ахти.
В школе вообще не замечали, что ели. Культа из пищи никто никакого не делал.
Но вот точно могу сказать, что в наших ресторанах готовили невкусно и готовить не умели. Или и не стремились. Мясо, например, всегда напоминало подмётку — ни отрезать, ни разжевать. Наверно, так готовили специально, чтобы посетители побольше на тарелках оставляли.
А в заводских столовых женщинам не везло. Мало того, что им всегда подавали меньший и худший кусок, так ещё, когда подавали курицу, её, видимо, просто ошпаривали кипятком, и всё. Кусок нельзя было ни разодрать, ни вилкой проткнуть (ножи не полагались). Мужчины-то всё равно челюстями перемалывали, а вот женщины, покрутив и так и сяк, бросали кусок на тарелку и уходили голодными.
Что там работники столовой с этими кусками потом делали, догадаться нетрудно. Припоминаю откровения одной бывшей работницы столовой: она уверяла меня, что в советское время в магазине из продуктов покупала только майонез — всем остальным её обеспечивало место работы.
Не остыли и поныне
На бале-маскараде.
Часто у нас совместные с каким-либо коллективом праздники отмечались костюмированными балами. Это всегда приводило меня в оторопь: сразу вся фантазия иссякала, и я ничего не могла выдумать. Игровой какой-то нотки во мне было — ноль. А народ с удовольствием разряжался и вёл себя довольно непринуждённо. Один из таких маскарадов у меня, близко к истине, описан в рассказе «Бал дураков».
Со студенческими концертами (была у нас такая агит-бригада: пение, музыка, эстрадные миниатюры) мы ездили в Вознесенье, Усть-Пинегу, Ломоносово, Архангельск. Участвовали где только могли, в том числе я — три года — во втузовской команде КВН, которая постоянно сражалась за первенство с сильной командой «Звёздочки».
В параллель с кавээнщиками во втузе действовала команда лицедеев — студенческого театра эстрадных миниатюр, многие энтузиасты которой не остыли и поныне и иногда «встряхивают стариной».
Проверить на «вшивость»
Ещё мы любили изведать неизведанное и проверить себя «на вшивость». В нашем клубе аквалангистов «Пингвин» были непоседливые ребята. Им всегда куда-то хотелось выбраться, а мы тянулись за ними и никогда не отказывались.
Так, мы сходили в лыжный поход на Куртяево (вышли от речки Солзы), куда лыжню торили самостоятельно; на Амбурские озёра (выходили со станции Белое Озеро, поздно вечером, при свете луны), а с Амбурских шли на лыжах до города; выбрались однажды в Конецдворье — Ластокурью (от Лайского Дока, тоже уже почему-то в полной темноте), не раз бегали на лыжах из города на Кородское и Белое озёра.
Потом, когда наше сообщество уже распалось, я порывалась одна отправиться на лыжах из Пертоминска в Северодвинск (интересно, где бы я сейчас была). Но тогда всё казалось посильным.
Летали зимой с аквалангами на Соловки; на катере и на яхте добирались до Сюзьмы (понырять и просто прогуляться); на катамаране — аж до Соловков; ездили пострелять рыбу на Сийские озёра. Весной, уже по распуте, не найдя попутчика, я одна отправилась в Ферапонтов монастырь — посмотреть фрески ХVI века. Душа всё куда-то рвалась, и мы следовали за ней, получали новые впечатления, а значит — удовольствие.
Делали вылазки и студенческой группой — в Заостровье, Лявлю, Малые Корелы, на Соловки.
Не было цели
Любили ли мы работать? Нет, дополнительно работать не любили. Мы, студенты Севмашвтуза, поступив на дневное отделение, оказались вынужденными пять-шесть месяцев в году работать на заводе. И на все субботники выходили. Нам этого хватало.
Но некоторые в свой законный отпуск всё равно уезжали со студенческими строительными отрядами на заработки. Наверно, у них была определённая цель. А у нас её не было. Да и когда нам было ездить, если!..
Ангелина ПРУДНИКОВА
Фото из архива автора
