Война запомнилась голодом и бомбёжками
Зарево пожаров
В первый год войны нас, окончивших 7-й класс школы, отправили в далёкий колхоз Каргопольского района. От Няндомы до Каргополя шли пешком с подводами, везущими семена, около 90 километров. В деревне Волошка на реке Онеге занимались прополкой, дергали лён. Голодали. Подкармливались зелёным луком
с колхозного поля, который, идя с работы, приносили охапками, жевали льняные коробочки с семенами. Иногда нам выдавали льняной жмых.
В конце лета пришло приглашение на сдачу экзаменов в Архангельский судостроительный техникум. Из колхоза меня отпустили досрочно. Во время сдачи экзаменов город бомбили. В связи с этим экзамен по химии был отменён: рядом упала бомба, стёкла в здании выбило, в кабинете был хаос.
И вот экзамены сданы, но вместо учёбы опять отправили в колхоз, уже в Холмогор-ский район. Из села Ломоносово, где я жил, вечерами и ночью было видно зарево от пожаров — это в 80 километрах от нас горел Архангельск, подожжённый немецкими самолётами. Немцы, зная, что Архангельск был деревянным, забрасывали его в основном «зажигалками». Поэтому кроме рытья бомбоубежищ нас учили тушить «зажигалки» — железными щипцами сбрасывать бомбы с крыш и чердаков, топить их в бочках с водой, засыпать песком.
Из аудиторий — на фронт
Началась учёба. Первые два года после очередного призыва в армию учебные аудитории пустели: ребята уходили на фронт. Некоторые потом возвращались, но уже с лычками за ранение. Подошла очередь ребят и моего года рождения, но директор Валентин Иванович Перевозников сумел выхлопотать для техникума бронь: надо было думать о будущем, иначе было бы просто некого выпускать, а судостроительным заводам требовались кадры.
Летом, во время каникул, кроме прохождения учащимися техникума военных лагерных сборов нас мобилизовали на различные работы. Так, один год мы на берегу Белого моря в районе деревни Солзы собирали плавник (брёвна, вынесенные Северной Двиной, растерянные лесосплавщиками), которыми был загромождён берег. Брёвна грузили на железнодорожные платформы. Жили тут же, на берегу, рядом с лагерем заключённых, в большой брезентовой палатке с «буржуйкой». Было холодно и голодно.
В братской могиле
В годы войны Архангельск сильно голодал. По смертности он стоял на втором месте после Ленинграда. Наша семья испытала голод в полной мере. Об этом тяжело вспоминать. Из дома было снесено на базар всё, что можно было обменять на съестное, вплоть до пуговиц. Весной ездили на освободившиеся от снега поля, в Заостровье, на левый берег Двины, собирали оставшиеся с осени листья капусты. Хлебный паёк весом в 400 граммов порой сокращался до 200, а иногда и вовсе не выдавался.
Ели даже многое такое, что раньше бы побоялись употреблять в пищу: муку многолетней давности, в которой были черви, и остатки горчицы, и лакричный порошок. Олифа, у кого она сохранилась, использовалась вместо масла.
Дед с бабушкой жили отдельно от нас с мамой. Дед был заядлый курильщик, без курева не мог обходиться. Он свой хлебный паёк менял на махорку и табак, результатом чего явилось истощение организма и смерть от голода.
Случилось это в самую суровую зиму. Сами могилу мы вырыть были не в состоянии, а нанятым надо было платить хлебом. Но хлеба не было, и нам пришлось положить тело на нарты, на которых возили дрова, и тащить из Соломбалы через реку в Кузнечиху, на окраину Архангельска, где умерших принимали для захоронения в братских могилах. Увиденное там я запомнил на всю жизнь: зал был заполнен штабелями трупов. Свободного места не было. Мы оставили деда, завёрнутого в одеяло, прямо в коридоре. Позже нам так и не удалось узнать, где захоронено его тело. Так и лежит до сих пор на душе тяжесть.
Впоследствии стали приходить караваны судов союзников, привозившие в город зерно, чечевицу, сою, сало. Жить стало легче.
Кочегар на шаланде
После третьего курса, в 1944 году, у нас была плавательная практика. Меня направили кочегаром на шаланду «Двинская-1», которая об-
служивала землечерпалку «Амур», углублявшую канал Двинской губы вблизи Молотовска. Грунт, вынутый со дна, погружали в шаланду, а затем сбрасывали в море на глубине.
На шаланде полагалось иметь четырёх кочегаров, стоявших вахту по 4 часа через 12. Но когда я прибыл на судно, кочегар имелся в наличии только один, и тот женщина.
Спустился я в кочегарку со старшим механиком и увидел, что вся она завалена шлаком, который некому было выгружать после вахты за борт. Ведь для выгрузки нужны были два кочегара, один — внизу, другой — вверху. Показал мне механик, что я должен делать, и остался я один на один с трёхтопочным котлом. Отстоял вахту, другую, а на третью подняться с койки не смог — сил не осталось.
Отдохнул ещё четыре часа и всё же вышел на вахту, но меня послали к фельдшеру на «Амур». Тот говорит: «Ты такой дистрофик, что не можешь кочегаром работать. На, неси справку — спишем на берег».
Принёс. А заменить-то меня некем. Да и сойти на берег нельзя — оказии нет. Так и остался работать в режиме койка — кочегарка. Капитан уговорил потерпеть: мол, скоро, через несколько дней, идём своим ходом в Архангельск. Эти несколько дней вылились в полтора месяца…
Запомнился день окончания войны. Было всеобщее ликование. Вечером на площади Профсоюзов собрался весь город. Люди смеялись, пели, плясали, обнимались, кричали: «Ура! Конец войне!».
ОБ АВТОРЕ
Валерий Николаевич ГУРЬЕВ — ветеран Севмаша, первый победитель проекта «Народный экскурсовод».
В рамках конкурса 92-летний старожил Северодвинска провёл для горожан пешую экскурсию «История проспекта Ленина. Воспоминания очевидца». Помимо истории проспекта он рассказал об интересных событиях из личной жизни, об известных людях Северодвинска, живущих на проспекте Ленина.
Фото из архива редакции
Валерий ГУРЬЕВ,
ветеран Севмаша
