Калестин Коробицын — один из немногих художников, запечатлевших первых строителей Северодвинска

На объектах Судостроя
Фотоснимки «колыбельного периода» Северодвинска и сегодня, пожалуй, можно отнести к раритетному наследию. А в 1970-х, когда я только-только взялся за этот раздел городской истории, их вообще было наперечёт. И это объяснимо: завод, который тогда не имел даже известной нумерации — № 402, именовался как Архангельский судостроительный, числился в секретных. Он, как и посёлок (будущий город), к тому же строился в достаточно «закрытые» времена, когда человек с фотоаппаратом вызывал в определённых кругах столь же определённые подозрения.
И всё же, кто-то ведь делал те самые первые снимки у стен Николо-Корельского монастыря? Этот вопрос я задавал разным людям: архитекторам, историкам, краеведам, архивистам и даже остававшимся уже малым числом первостроителям, что сошли на двинской берег чуть ли не с трапа «Ивана Каляева». О тех, кто имел фотоаппарат в личном пользовании, никто так и не вспомнил. Чаще меня уверяли: снимать в Судострое дозволяли только с разрешения НКВД и лишь двум категориям командированных: спецам из некой «строительской лаборатории» и корреспондентам из газет.
Первые делали свои фото из технологической необходимости, в основном снимали объекты строительства: например, причал, плаз, цех, эллинг или даже панораму. На их бумажных отпечатках сегодня мы обязательно видим отметки либо в виде шифрового обозначения, либо некоего регистрационного номера (обычно в левом нижнем углу).
Фотографий газетных (журнальных) корреспондентов явное меньшинство. И по сюжету они, конечно, отличаются. Ну кто сегодня не помнит хроникальные кадры — «Плотники бригады Запевалова», «У отдела кадров», «Строители читают газету», «Торговля молоком» и другие работы, где не строительные объекты главное, а люди?! Сегодня это не просто фото из нашей истории, а хрестоматия летописи Северодвинска!
Несколько лет, с большим трудом, можно сказать по крохам, стекалась ко мне информация о фоторепортёрах на объектах Судостроя. И вот имя Калестина Коробицына, корреспондента областной партийной газеты «Правда Севера», в какой-то момент стало упоминаться в абсолютном большинстве случаев. К тому же и областные архивисты однозначно мне заявили: корреспондент Коробицын неоднократно командировался в Судострой по заданию обкома ВКП(б) и самой газеты. Вот только заявили поздно — в 1978-м…
И как же я тогда пытался укусить свой локоть! Ведь получается, когда Калестин Степанович был ещё жив, не единожды имелась у меня возможность напрямую расспросить его (как и «застолбить» его авторское право на «хрестоматийные» снимки из истории Северодвинска!).

Авторство «первостроительских снимков», которые публикуем сегодня, намеренно не подписываю,
ибо нет у меня пока стопроцентных доказательств, что принадлежат они Калестину Степановичу.

И всё же считаю позволительным говорить о нём не просто как об одном из первых фотографов на объектах будущих Севмаша и Северодвинска, а именно как о Мастере художественной фотографии, который отобразил жизнь и труд горожан того часа и времени.

От цинкографа к фотокамере
Родился Калестин Степанович в Шенкурске. Отец его — из приказчиков, сначала работал на местного купца, а при советской власти — в губпродкоме. Мать — домохозяйка. В Архангельске Калестин окончил семилетнюю школу и пошёл работать. Сменил не одну профессию: был и разнорабочим, и чистильщиком корабельных котлов, и сортировщиком зверобойной базы, и торговцем газет.
И вот с последней «специальности», пожалуй, и начался его путь в журналистику. Потому что вскоре его взяли на работу в типографию газеты «Волна», где он познал мастерство цинкографиста, который перед тем, как снимки оказывались на печатном листе, «переводил» их на цинковые пластинки. Там он и понял технологию фотографического дела. Страстно увлёкся Калестин фотографией, а потому вскоре раздобыл себе камеру — из тех, что напоминали ящик на треноге, и начал снимать. Потом сменил «ящик» на «лейку» — знаменитый немецкий аппарат, и через три года его пригласили в «Правду Севера».
Те его работы запечатлели предвоенный мир нашей области: строительство каменных зданий в почти сплошь деревянном Архангельске, преображение морских портов и торгового флота, жизнь лесозаводов и первых леспромхозов, творения людей искусства и быт крестьянской глубинки.
И конечно, были портреты людей. И тут не только герои репортажей с партийных и профсоюзных конференций (газетная обязаловка того времени), но и первые покорители советской Арктики, для которых аэродромы и причалы нашей области чаще всего становились стартовыми площадками, и стахановцы, передовики пятилеток, и первые рекордсмены архангельского спорта. Были и панорамные снимки с праздников и торжеств, и портреты простых тружеников. Впоследствии эти снимки Калестина Степановича я обнаруживал не только в архивных собраниях газет, но и в разрозненных частных коллекциях местных краеведов.

Осиротевший жеребёнок
В армию Калестина Степановича первый раз призвали в 1933 году. Служил он под Москвой, в войсках ОГПУ. Скорее всего, занимался фотографией и там, и делал это профессионально, поскольку его заметили в главной нашей газете «Правда» и после демобилизации пригласили в штат. Он там начал было работать, но вскоре несчастье — умер отец, дома оставалась мать, и Калестин Степанович вернулся на Север, в свою «Правду Севера», с которой уже никогда не расставался. Ну разве что снова по воинской необходимости — в Великую Отечественную войну.
Он ушёл на фронт в числе девяти сотрудников «Правды Севера», был направлен в штат срочно сформированной газеты «Защитник Отечества» и все четыре года шагал дорогами войны. И на этих дорогах продолжал создавать летопись.
Есть у Калестина Степановича кадр фронтовой хроники, который и сегодня потрясает меня более всего: под грозным дымным небом на полевой дороге убитая лошадь, а её недавно рождённый жеребёнок тычется в тело матери в поисках молока. Оказывается, не только меня «зацепил» снимок. Говорят, эта фотография висела на стене в рабочем кабинете выдающегося советского очеркиста Валентина Владимировича Овечкина — как постоянное напоминание о жестокости войны. Так же ранил этот снимок и архангельского журналиста Сергея Николаевича Доморощенова, которого бесконечно уважаю и ценю, как дотошного, взыскательного редактора и профессионала-очеркиста. От него же узнал я, что воевал Калестин Степанович в 28-й (43-й) Гвардейской армии, имел ордена Красной Звезды и Отечественной войны I степени, медали «За отвагу», «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга» и «За взятие Берлина».
А что ещё познавательно и любопытно, особенно для верхоглядствующего обывателя, Калестин Степанович был лично знаком с маршалом К.К. Рокоссовским. Да что там «был лично знаком»?! Он дружил с ним и в войну, и после неё. Есть даже совместные фото. На обороте одной из них рукой маршала написано: «Калестину Коробицыну — хорошему солдату и доброму другу».

Герои репортажа
Первая послевоенная должность Калестина Степановича в «Правде Севера» — художник-ретушёр и заведующий отделом иллюстраций. А это значит — снова в путь-дорогу за мгновениями жизни, запечатлёнными фотоаппаратом. О портретисте Коробицыне коллеги-журналисты говорили: «Нажимал на затвор фотокамеры, когда душа человека находилась в движении». Чем не высокий отзыв! И всё же больше Коробицын работал, что называется, по области, и не было такого уголка, где бы он не побывал.
Кстати, приезжал Калестин Степанович и в послевоенный Северодвинск. И не только по заданию редакции. Есть в моём собрании коробицынские снимки «неформального плана», когда он просто фотографировал друзей.
Помню, какое сильное впечатление произвели на меня его фотографии, сделанные в Мезенском районе и Ненецком округе: там и рыбаки, и вертолётчики, и зверобои, когда добыча тюленей с привлечением авиации ещё только начиналась. А оленеводы и геологи: чумы северных кочевников, их вековечный суровый быт, первая глубинная буровая в большеземельской тундре!
***
В 1965-м Калестин Степанович был удостоен областной журналистской премии имени Аркадия Гайдара. В 1968-м областное отделение Союза журналистов организовало персональную выставку его работ, которая затем демонстрировалась и в Нарьян-Маре, и в Моск-ве. Василий Песков, известный всей стране своими зарисовками и очерками в «Комсомоль-ской правде», не стеснялся признаваться, что завидует мастерству фотохудожника Коробицына.
Но главное, что всё, сделанное Калестином Степановичем, не волею случая, а закономерно становилось достоянием отечественной истории.
Олег ХИМАНЫЧ, морской историк
Фото из архива автора

***

И камбалы — по колено
Однажды отыскался для меня старый снимок одного из рыбозаводов в поселении Шойна, что на Канинском полуострове.
Снято в пятидесятых, когда был здесь настоящий промысловый Клондайк. Бывал я в Шойне, правда, уже в девяностых, даже снимал там фильм, но причалов местного рыбозавода уже не застал. Нет уже ни завода, ни самой Шойны. Кругом разруха! А золотое время легендарного посёлка навсегда осталось на том снимке Коробицына: на дальнем плане — мотобот «Онега», на первом — причал, на причале — столы, сколоченные из досок, а за столами — рыбообработчицы, по колено заваленные камбалой.
Это и многие другие фото яркими свидетельствами истории советского времени легли в собрание снимков Калестина Коробицына, которое, если не ошибаюсь, является самым обширным среди собраний архангельских мастеров фотографии.

***

ПРИВЛЕКАТЕЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ
Самый привлекательный, на мой вкус, портрет самого Калестина Коробицына, где он запечатлён на мостике корабля, сопровождающего «Георгия Седова».
Передал мне этот снимок всё тот же Сергей Николаевич Доморощенов. Он же и назвал автора. Это ещё один корифей архангельского фоторепортажа — Валентин Евлампиевич Гайкин. Я же с уверенностью добавлю: знаю даже, в какой день и при каких обстоятельствах сделал он этот портрет Калестина Степановича: 19 октября 1966 года, соломбальский рейд, встреча ледокольного парохода из его последнего рейса. Оба они — Коробицын и Гайкин, встречали орденоносного ветерана Арктики на палубе одного из буксиров-спасателей АСПТР. Могу даже предположить — был им либо «Протей», либо однотипный ему «Тритон», узнаваемые по характерным «колоннам» грузовых лебёдок, фрагменты которых, видны по корме в левой части снимка.
Калестину Степановичу Коробицыну после того дня довелось жить и творить, создавать фотолетопись Северного края чуть больше десяти лет.