Когда началась блокада, мне шёл седьмой год. Можно сказать, детство моё кончилось. В душе поселилась тревога.
Папу в первый же день войны призвали на фронт прямо с завода «Красный выборжец». Он был пулемётчиком. К нам переехала тётя Дуся с тремя детьми, мамина сестра. Переживать злое время — так вместе.
От бомбёжек спасались в вырытом тётей Дусей и мамой окопчике. Хорошо помню: всё время хотелось есть. Мама делилась со мной своей пайкой хлеба из жмыха и белой бумаги. Тётя Дуся была боевая по натуре, брала маму, и они приносили выкопанные из-под снега капустные кочерыжки. Варили суп. Ещё варили папины ремни…
Но всё это не спасало от голода. Мы превращались в дистрофиков. Очень ослабла мама от голода, стали опухать ноги. Сколько-то была на больничном. У тёти Дуси старшие дети (им было 12 и 6 лет) умерли от голода.
Мама продолжала работать на гардинно-тюлевой фабрике. Часто приходилось дежурить на крыше и чердаке фабрики: надо было спасать родное предприятие от «зажигалок». Мама добиралась до работы пешком. По дороге встречала ослабленных от голода людей, которые падали и тут же умирали. Их потом подбирали специальные машины и хоронили в общей траншее.
В конце января 1942 года открылась Ладожская автодорога по льду. В мае 1942 года по Ладоге пошли суда. У населения появилась надежда выбраться из ада на большую землю. Мы, чуть живые, кости, обтянутые кожей, решили эвакуироваться. Конец апреля 1942 года. До Ладожского озера ехали пригородным поездом. Через Ладогу переправлялись на грузовой машине. Лёд трещал под нами, колёса в воде, враг бомбил и обстреливал. Близким разрывом снаряда нас едва не вышвырнуло из грузовика. Сколько людей погибло! Проскочили. Не объелись до смерти в эвакопункте Кабоны. Многие умирали, нахватавшись еды после голода.
Нина НИКОНОВА-ЛЕПКОВИЧ, член общества жителей блокадного Ленинграда
Фото vremyan.ru
