Беспризорочка

http://nworker.ru/wp-content/uploads/2018/04/780_d1096.jpg

ОБ АВТОРЕ Александр Токарев — известный в городе журналист, писатель, актёр театра «Автограф». Александр давно зарекомендовал себя как прозаик. Его новеллы, рассказы и сказки публиковались в сборнике городских авторов «Страшно на дорогах» (2006), «Золотое колесо», часть 1-я (2008), а во 2-й части этого сборника помещена его фантастическая повесть для детей «Город, который не отпускает» (2009).

Александр ТОКАРЕВ

Зимним вечером Василий возвращался домой. Пока лифт, содрогаясь, тащил его наверх, нащупал в кармане ключи и пустую сигаретную пачку.
— Чёрт, опять хлам к себе тащу, — подумал он мельком, направляясь к мусоропроводу. И — отпрянул.
В темноте что-то шевелилось, тихо поскуливая. Василий крутанул колёсико зажигалки. Неяркий рваный свет выдернул из плотной мглы съёженное маленькое существо. Девчонка! Её, бедную, колотило так, что зубы аж кастаньетную дробь выбивали.
— Закурить дай, мужик! — с запинкой выговорила она. — Пожалуйста…
— Ага, — протягивая белый цилиндрик с зажигалкой, усмехнулся Василий. — Ещё и ключ от квартиры.
Пацанка зло огрызнулась:
— Да засунь ты свой ключ знаешь куда?!
Но, углядев, что тёмный мужской силуэт развернулся, чтобы молча удалиться, сменила интонацию:
— Постой, дядька! Прости, а? Слышь, пусти погреться, ненадолго хоть. Замерзла я вся.
— Ладно, пошли.
— А жена не выгонит? — обеспокоенная заинтересованность в голоске.
— Не выгонит. Она у меня добрая.
При ярком освещении дитя времени оказалось совсем юным, лет четырнадцати от силы. Худо, мало, подтёки туши по щекам расползлись, царапина на лбу — видок ещё тот!
— Сходи-ка умойся. А я чайник поставлю, — критически оглядел гостью хозяин и прошёл на кухню.
Нежданная головная боль напомнила о себе минут через пять, с порога безапелляционно заявив:
— А вы врёте, что у вас жена есть! В ванной никакой косметики нет, и носки вон на подоконнике валяются!
— Слушай, чудо! — разозлился Василий. — Во-первых, носки пусть лежат там, где им нравится, а во-вторых, тебе-то что до этого? Садись-ка лучше чай пей. Слишком любознательная, смотрю.
Дева невозмутимо плечиком повела:
— Угу. Как любая женщина.
— Ты?! Женщина?! — Василий чаем поперхнулся. — Ишь ты: только с горшка, а туда же, в дамы метит.
Пацанка обиделась, надулась, пробормотав под носик себе что-то нелестное в адрес оппонента.
— Ладно, не злись, — Василий примирительно улыбнулся. — Ешь вон колбасу, масло на хлеб мажь. Больше-то у меня всё равно ничего нет…
Вздохнул:
— А про жену ты угадала, разошлись мы с ней.
— Изменяла? — выдохнула девчонка зачарованно.
— Да нет. Понимаешь, квасить она начала на своей фирме долбанной. Всё у них вечеринки какие-то корпоративные, презентации, через день бухая приходила. Разбежались, в общем, как тараканы, по своим углам. А тут как-то явилась, вся из себя, давай, мол, снова начнём… Нет уж, разбитые чашки не склеивают — выбрасывают их.
— Круто! — восхитилась девчонка и тут же почти позевывать начала: разморило в тепле-то.
А Василий, увлёкшись, продолжал:
— Так что остыло у меня к ней чувство, вроде как любовью называемое. Дочку — ту жалко, она такая же, как ты,  а закон, как водится, на стороне матери. Э, да ты спишь?!

Пташка залётная и в самом деле клевала носом, с трудом приподнимая ставшую чугунной голову. Василий на часы глянул: ого, за полночь перевалило. Поднялся, постоял в раздумье. Потом притащил раскладушку, расправил, бросил одеяло, тронул худенькое плечо.
— Ложись. Утром разбужу. Белья не даю — перебьёшься.
— А приставать не будете? — укладываясь, сонно пробормотала девчонка.
— Тьфу, дура! — Василий щёлкнул выключателем и плотно притворил за собой дверь.
Проснулся он задолго до рассвета. Неясное беспокойство покусывало душу, бродили по комнате матовые лунные тени, сквозь дверную щель пробивались полоски света. Чертыхнувшись, Василий натянул джинсы и вышел из спальни.
Девчонка, закутанная, словно кокон, в одеяло, сидела, тихонько всхлипывая, и утирала по-детски ладошкой слёзы.
— Рассказывай. И хватит реветь! — рявкнул, бросая в рот сигарету, Василий. — Звать-то тебя как, чудо?
Пигалица шмыгнула носиком.
— Женька. Дядь, а можно я у вас пару дней поживу, а? Вы не думайте, я ничего не украду, я всё умею делать! Не гоните только!
Хозяин пожал плечами.
— Никто тебя пока не гонит. Меня, кстати, Василий зовут. Иванович, но не Чапаев. Давай колись, что у тебя стряслось. Спать мне всё равно некогда.
Снова запустили в работу чайник, и под его пересвисты Женька скупо поведала в простоте своей историю.

Она не сирота, не детдомовка, не воровка, не попрошайка. Вполне обычная дочь вполне обычных родителей. Но. К ценнику добросемейственности несуразица жизнь подвесила ярлычок: «Всё в прошлом». Осталась лишь на фотках да в цепкой девчоночьей памяти некогда счастливая семья…

— Женюрка! Дочка! Пойдём завтракать, рыбка ты моя золотая! — в дверях стояла мама, молодая и очень-очень красивая, пусть даже в стареньком халате и фартучке. А из кухни струились упоительные ароматы блинчиков. Ух и здорово!
Молчаливый отец пил чай. Он погладил дочку по мягким волосам большой шершавой ладонью и подмигнул, как всегда.
Мама положила в розетку варенье, придвинула стопку пышущих жаром блинов.
— Кушай, детка, — сказала ласково. — Погода сегодня: выходной, в парк сходим, ладушки? И папа с нами собирается.
— Мать, пивка возьмёшь? — кашлянул отец.
Мать отмахнулась:
— Да возьму, отвяжись! Наелась, доча? Ну давай собираться?
…Женька со злостью отогнала лезущие без спросу сопливые эти воспоминания. Нет больше той мамы! Нет того папы! К чёрту! Накрылось всё медным тазом!
Началось же всё просто и буднично. В один злосчастный день доблестный папа потерял работу. Он и раньше любил зелёного змия почёсывать за чешуйчатым ушком, а тут совсем тормоза отказали.
Житейское это событие могло остаться рядовым, если бы…
Ещё недавно спокойная, добрая мама решила ни в чём не уступать благоверному. Наливала себе, чтобы муженьку меньше досталось, поначалу морщась и отплёвываясь, затем — с растущим удовольствием. Втянулась мамочка легко и без нажима, как штопор в хилую пробку. И — понеслось, с бутылочным звоном по сивушным ухабам! Так, в пьяном угарном веселье, катилась парочка в новый век.
779_d1096Они не заметили даже, что родили вторую дочь — с заячьей губой и отсутствием разума в синих глазёнках…
— Короче, достали меня эти уроды! — Женька сосредоточенно впилась взглядом в узоры клеёнки, будто тщетно силясь разглядеть там родные трезвые профили. — Папаша — тот синяк в натуре, нажрётся и дрыхнет, всю квартиру провонял, бомжара. А мамуля дорогая… — девчонка стиснула зубы, — та, блин, корешей начала соблазнять. Папаня давно уж до кровати не допускается, на полу спит и, кроме как заглотить стакан, других желаний, видать, не имеет. Так она, стерва, кобелей вонючих под бочок себе подкладывает!.. Ненавижу! Убила бы обоих! Только Дашку дебильную жалко. Из-за неё и терпела, даже шило их уродское пила, лишь бы отстали…

Наступила тягостная пауза, в которую вплеталось тиканье будильника.
— А в школу-то ходишь? — наконец осторожно спросил Василий.
Женька замотала кудлатой головой:
— Не-а, какая, на фиг, школа, когда тут такое?! Пьянки да мат с утра до ночи. Восемь-то классов я успела окончить и паспорт получила, хочу на парикмахера выучиться, да вот… — она запнулась.
— Ну а убежала отчего? Допекли?
Она глянула исподлобья:
— Интересно? Могу рассказать. Только вы не думайте, что я вам тут в жилетку пришла поплакаться: пожалейте, типа, меня, несчастную. Не нужна мне ваша жалость, ясно вам?
— Ух ты! Прям тигра! — восхитился Василий. — Ладно, брось. Я пока только слушаю.

Ну и слушайте. Позавчера вроде, да, позавчера ночью проснулась как от удара какого.
А это ублюдок пьяный, папашкин друган, рядышком пристраивается. У нас с Дашкой своя комната, мы на крючок всегда запираемся, а тут сломали его. Вот и припёрся, тупая харя. Когда до меня дошло — ка-ак врежу ему ногой по…  в общем, вам по пояс будет — во вой стоял! — она расхохоталась. — Да, ещё всё шило ихнее в унитаз вылила. Видели бы вы, как они орали… Мамка визжит: убирайся, тварь! Тот, ушибленный, в драчку лезет. Козлы… Вот я и убралась, — Женька тяжко вздохнула. — Две ночи в вашем подъезде тусуюсь. Денег мало, есть хочется, и что делать — не знаю, — она замолчала. Потом тихо добавила: — А домой я больше не вернусь. Дашку бы ещё забрать. Думаете, они меня ищут? Ха… Ищут, где бы опохмелиться.

— Да-а… — протянул Василий. — И досталось же тебе. Натурально беспризорочка.
— Как? Беспризорочка? — Женька слабо улыбнулась. — Точно, как раз по мне кликуха. Почти как Снегурочка… Русалочка…
— Дюймовочка ещё, — подсказал Василий.
— Ага. И Золушка в придачу. Дочь алкашей. Невеста, блин, без места. Ой! — неожиданно встрепенулась она. — Дядя Вася, вам, наверно, надоело меня слушать? Своих проблем выше крыши, а тут я ещё лезу.
— Проблемы меня любят, это ты верно подметила. Одной больше, одной меньше — какая, к чертям, разница?! Сейчас ты — моя проблема. И решать мы её будем вместе. Ну, Евгения, заключаем договор о сотрудничестве?
Женька ответить не успела: страстно заголосил будильник.
— О, пора вставать! — нажимая кнопку, засмеялся Василий. — Труба зовёт!
— Вас зовёт, у них — горят… — тихонько и печально пробормотала девчушка, не заметив грустного каламбура.
— Ладно! — Василий встал, с хрустом потянулся. — Мне пора на работу. А ты не вздумай никуда ходить, отсыпайся, отъедайся, хозяйничай, в общем. У тебя мобильник есть?
— Есть. Старый, мамкин ещё. Мой они пропили.
— Вот и хорошо. Продиктуй, запишу. Так, порядок. Днём позвоню. Еды пока хватит, к вечеру прикуплю.
И уже от дверей, одетый, поглядел на нежданную свою гостью понимающе и с приливом нежности:
— Ну я пошёл? Пока, Беспризорочка! Будь умницей — и выше, выше нос! Вот так!
Хлопнула дверь, щёлкнул замок, басовито загудел лифт.
Женька невесело подмигнула своему отражению в тусклом зеркале прихожей, прошла в комнату, обежав взглядом немудрёное холостяцкое убранство, и уселась на продавленную софу.
— Ох и глупые эти мужчины!
Она давно заприметила Василия — дома-то их через дорогу стоят, окно его кухни как раз на родительскую берлогу смотрит.
Он иногда с друзьями шёл, чаще — один, и никогда — с женщинами. Как-то стояли они на автобусной остановке, Женька и Василий, и её поразили его глаза: добрые и очень-очень грустные. Ещё тогда она почувствовала маленьким своим женским сердечком, что плохо этому уверенному с виду человеку. И что он очень одинок.
Она жалела этого большого дядьку, мысленно помогала ему: шептала слова утешения, робко пытаясь хоть как-то обратить на себя рассеянное его внимание. Тщетно. Напрасно. Печальный дядька просто не замечал крутившуюся неподалёку пигалицу.
А тут случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Лопнул гнойный нарыв, и пришлось ей, осыпаемой проклятьями, сбежать из некогда родного дома.
Ноги сами принесли её, глотающую горькие слёзы, в подъезд Василия, и заняла она свой пост, нелепый и стоический, у шахты мусоропровода, в трёх метрах от недоступной его квартиры.

Она так и не смогла объяснить себе, зачем сделала это. Просто не оказалось в тот чёрный час ближе и роднее человека, чем чужой, в общем, мужик, даже не подозревавший о несчастном её существовании.
Она просидела здесь два долгих тягучих дня, две мучительные ночи. На третью сошлись благосклонные звёзды. Он её увидел.

Весь день у Василия валилось всё из рук. Метались в голове дурные мысли, заставляя невидимых сумбурных человечков щипать оголённые струны нервов.
— Дуррак! Доверился неизвестно кому. Зачем? Пожалел малолетку? Пожалел — и не ври себе! Хотя… Тебе ведь, пенёк замшелый, хотелось, чтобы и около тебя пригрелось да оттаяло живое существо, отогревающее и твою давно заиндевелую душу. Ведь так? А если она врёт? И сейчас потешается над тобой, лохом-неудачником, целеустремлённо обчищая квартиру. И на звонки не отвечает. Почему?.. Нет, нет, не думай о ней плохо! Не способна она столь талантливо сыграть жертву диких обстоятельств, не могут эти прозрачные глаза глумливо лгать… и издеваться.
Скомканно, смятым клочком бумаги прошелестел нудный рабочий день. Завернув в магазин и набрав продуктов, Василий поспешил домой.
— Ничего, ничего, — вдыхая морозный вкусный воздух, собирал он в стройную схему дальнейшие планы, где центральное место отводилось внёсшей раздрай в монотонность его бытия Женьке. — Сейчас приду, сварганим шикарный ужин и станем думать, как ей жить дальше. Всё будет хорошо. С Оксанкой своей познакомлю, они непременно подружатся, одногодки никак, — и скорые шаги по скрипучему снегу отзывались одобрительным эхом.
— Женя! А ну-ка принимай! — с порога весело крикнул Василий. Прислушался, недоумевая. Мстительно оглушала вязкая тишина. Он поставил сумку на пол, прошёлся, не раздеваясь, по виновато съёжившейся квартире. Ни-ко-го.
Рванул дверь ванной, мимолётно отметив непривычное сияние белоснежных ёмкостей. Пусто.
На кухне собрана раскладушка, свёрнуто лоскутное одеяло, равнодушно постукивает будильник. Чисто, выметено, вымыто. Исчез и слабый запашок дешёвеньких духов, явственно осязаемый утром.
Как будто и не было никогда девчоночки, что процокала острыми каблучками по расхристанной душе его, сиротинке…
Василий тяжело опустился на табуретку, вздрагивающими пальцами вытащил из пачки сигарету, глубоко вдохнул горьковатый дым.
— М-да… Упорхнула птичка. А была ль она? Может, мне это приснилось?
Потянулся к отдраенной пепельнице и только теперь заметил листок, аккуратно сложенный. Крупный детский почерк, смешные ошибки, обилие восклицательных знаков…

Дядя Васенька! Мне на мобильник позвонила соседка, сказала, что папку ножом пырнули. А мамку менты забрали, думают, что это она. Дядя Вася, миленький, я должна быть с Дашкой, она без меня пропадёт, и мамку, может, выпустят, и я её вылечу. А отец пусть подыхает, мне его не жалко, он во всём виноват. А маму и Дашку я не могу бросить, вы это понимаете?! Вы, наверно, считаете меня тряпкой и дурой, но я не могу иначе! Дядя Вася, как я хотела бы стать вашей дочкой!! Вы очень хороший, и я вас люблю!!! Простите меня.
Женька-беспризорочка
Р.S. А мобила у меня разрядилась. Спасибо вам за всё!

Пронёсся над людскими судьбами буйный февраль, отметился ранним теплом и ослепительно улыбнулся низким солнышком март, постучался в городские ворота робкий апрель. Маленькая Женька исчезла.
Василий поквартально обошёл весь город, но так и не смог отыскать нечаянно пригретого и упорхнувшего воробушка. Где она, что с ней? Он клял себя, что так и не удосужился спросить у девчонки фамилию, адрес, школу наконец! И мобильник её не отвечал. Объявись, дорогая пропажа!
Но сворачивались дни в тугой клубок, утихала потихоньку острая боль утраты в изломанной душе Василия, выпрямлялась кривая колея.
Но каждый вечер, возвращаясь в пустой свой дом, он, по странному, уже давно заведённому ритуалу, с надеждой и страхом заглядывает в закуток у мусоропровода: а вдруг там ждёт его дрожащее маленькое существо с глазами побитой собачонки, но с душой и характером бойца?!
И всегда, ступая на порог затхлого своего жилища, рьяно убеждает себя, что у мимолётной его гостьи, сидящей в сердце острой занозой, всё хорошо. Что не пошла она, просто не могла пойти по стопам непутёвых своих родителей, покорных рабов Бахуса, а навела, умница, порядок в гадюшнике, который по детской привычке звала домом.
Василий свято верит, что к маленькой Женьке должно повернуться ясным ликом скромное счастье, — она заслужила его своей горькой коротенькой жизнью; верит, что она надеется: волшебным образом всё изменится, вновь и навсегда вернётся сказка, а папа с мамой станут, как и прежде, самыми хорошими, добрыми, самыми любимыми на холодной этой земле…
Где же ты, Беспризорочка?!

Фото из архива Ангелины Прудниковой, с сайтов picpickle.com, images.wisegeek.com

Редактор
Редактор
Administrator

Последние новости

Рубрики

Календарь публикаций

Апрель 2018
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
30  

Архив записей