Новый год. Стрелки на часах приближаются к двенадцати. Где-то уже провожают уходящий год. А у нас тишина — нет ни шампанского, ни того, кого отправили в лавку. Почему не запаслись раньше? Ну как вам сказать... Дело было так.
Новогодние мытарства в эпоху трезвости
Решили мы как-то компанией на Новый год съездить на Домбай, покататься на лыжах. Благо путёвки со скидкой, отгулы поднакоплены. Одна закавыка — дело было в эпоху всесоюзной борьбы за трезвость. Путёвки в профкоме нам продали только после того, как мы вступили в общество трезвости. Ну да ладно. Это были ещё цветочки — мы даже не догадывались, что нас ждёт впереди.
Первое, что бросилось в глаза, когда мы прибыли на турбазу: большой плакат, с которого на нас смотрел строгий аксакал в накинутой на плечи бурке и надпись: «Мы, аксакалы нашего аула, по наказу партии и велению сердца призываем вести трезвый образ жизни…». И так далее. Короче, пьянству разному — бой.
Мы это приняли к сведению: бой так бой. Но когда наши инструкторы провели строгий инструктаж, а на следующий день мы не обнаружили в местной лавке даже намёка на хоть какой-то алкогольный продукт — призадумались. На носу Новый год. А что за Новый год без шампанского?! Да и вообще…
Последующие дни, выписывая виражи на склонах знаменитого Домбая, мы то и дело улавливали пары знакомого продукта, который был употреблён как максимум вчера. Поиск ответа на вопрос «где?» не давал нам покоя.
И вдруг в очереди на канатку я оказался рядом с весёлым разговорчивым парнем. Он-то и поведал мне, что неподалёку есть селение Муху (ударение на вторую «у»), где находятся «закрома». И пути туда — от силы полчаса на автобусе. На мой вопрос: «Там-то где?» — ответ обнадёживал: «Там покажут…». Я рванул к турбазе, а он что-то крикнул мне вслед, наподобие: «Эй, учти: автобус…». Куда там, меня уже и след простыл.
И вот мы с приятелем в автобусе. Советский «пазик» загруженный по самые уши, трясётся по горной дороге. Что там справа, что там слева — ничего не видно. Тем более что меня прижала своей грудью какая-то тётя к какому-то дядьке. Но настроение отличное.
Едем уже минут двадцать пять. Нутром чувствую, что подъезжаем. Как бы не проехать. Решаюсь спросить. Поднимаю глаза на тётку… и вопрос застревает в горле. По её взгляду понимаю: это тот тип женщин, хранительниц семейного очага, где царит трезвый образ жизни. Кое-как выскользнув из-под тёткиной груди, я вдруг оказался лицом к лицу с… аксакалом. Да, это был он. Взгляд из-под косматых бровей говорил сам за себя. «Мы, аксакалы нашего аула…».
Положение было безвыходное. Не дай Бог проехать мимо лавки.
И тут я увидел девочку с красным галстуком. Улыбнувшись, я тихо и очень вежливо спросил: «Девочка, а когда будет остановка у магазина?».
Это была моя ошибка. Пионерка повернула голову ко мне, и её звонкий голос, раздавшийся на весь автобус, буквально вдавил меня обратно в грудь моей тётки: «Дяденька, если вам вино — так там все выходят».
При слове «вино», показалось мне, автобус вздрогнул. Я боялся поднять взгляд на аксакала. Но тут автобус остановился, пассажиры засуетились.
Нашему взору предстала впечатляющая картина: стремительная лавина разнокалиберных тел устремилась к одиноко стоящему чуть поодаль от других домов зданию. Впереди с развевающейся за плечами буркой скакал аксакал. Чуть поодаль, придерживая рукой бюст, рысью шла «хранительница семейного очага». Спрашивать, где винный магазин, не было смысла, и мы с приятелем двинулись вслед за толпой.
На подходе к крыльцу мы догнали девочку из автобуса, и она, как настоящая пионерка, пропустила нас вперёд. А из магазина уже вываливались люди с полными авоськами. Аксакал, в руках которого был огромный позвякивавший баул, не обратив на нас никакого внимания, рванул к автобусу. Кое-как пробившись сквозь этот поток, мы протиснулись в магазин.
Винно-водочный ассортимент был небогат. Пока мы его изучали, магазин опустел. Широко улыбаясь продавщице, я театрально сказал: «Мадам, шампанского! На все!» — и протянул продавщице сотенную купюру. В те времена шампанское стоило около семи рублей.
Спустя пару минут я упаковывал в авоськи бутылки, и вдруг приятель, вышедший покурить, с криком ворвался в магазин: «Петрович, автобус уходит!». Схватив в охапку более десятка бутылок, мы выскочили из магазина и увидели отъезжающий автобус, в одном из окон которого чётко просматривался профиль строгого аксакала на фоне тёткиной груди.
Через минуту стоп-сигналы нашего автобуса растаяли в ночи. Это был последний рейс. До меня дошло, что мне крикнул вдогонку парень на канатке: « Эй, учти, автобус уходит обратно очень быстро».
Обратный путь занял около двух часов, трёх шампанских и почти всё оставшееся время до Нового года. За пять минут до боя курантов мы ввалились в столовую. Всё, что мы рассказывали про тётку, аксакала и пионерку и что мы выслушали от наших жен в новогоднем тосте в наш адрес, это уже другая история.
Скажу одно: назавтра с плаката на меня по-прежнему смотрел аксакал в накинутой на плечах бурке, но в грозном взгляде его проскальзывала лукавая искорка.
Сергей БУЛАТОВ