Режиссёр Виктор Панов о том, легко ли строить личность нового типа на собственном энтузиазме

Про Навального и Украину
— Этому дому 110 лет, здесь настоящий русский дух. Когда мы разбирали полы, под пятью слоями обнаружили потрясающий дубовый паркет. Мы привели особняк в порядок, здесь стало уютненько, и зрители не уходят отсюда без фотографии в интерьере. Ему удивлялись Александр Адабашьян и Павел Лунгин. Здесь ставили нашумевшие в Москве «Театральные истории» по книге Артура Соломонова. Сюда многих тянет.
— Спектакль «Страстотерпцы», вошедший в лонг-лист национальной премии «Золотая маска», был включён в культурную программу Арктического форума. Спектакль, безусловно, сильный. А что он значит для вас, его автора?
— История заточения малолетнего Иоанна VI меня задела: у нас в Холмогорах дело происходило. Для постановки актёры изучили подноготную рода Романовых. Знаю, что, начиная с Ивана Грозного, все наши правители просили благословения у Феодоровской иконы Божьей Матери, за исключением последнего. Поэтому царский дом и рухнул — как человек верующий, я это понимаю.
А потом, великий Товстоногов сказал: классику мы имеем право ставить только тогда, когда находим касательную с днём сегодняшним. В подтексте пьесы ведь всё про современность: здесь и про Навального, и про Украину, и про выборы.

Как Нахимов скучал по Соломбале
— Ваша последняя премьера — спектакль-детектив «Шальные ножницы» — даёт возможность самим зрителям определить концовку. Вы заметили, что вся наша жизнь сегодня превратилась в шоу. Приглашение участвовать в действе — желание заставить думать?
— Я никого ничего не заставляю. Я вообще не думаю о зрителе, когда ставлю спектакль. Глупо спрашивать что-нибудь у толпы. Пример тому — эмблема к 80-летию области, принятая голосованием. Надо знать хорошо Архангельскую область, Ксению Петровну Гемп, которая говорила: жёнки осенью стояли на угорах, все в чёрном, и смотрели в сторону моря — ждали возвращения мужей с дальнего промысла. Мы, северяне, всё время чего-нибудь ждём — солнца, весны, распускания почек. Поэтому я буду использовать другую эмблему юбилея — аплодирующее солнце, выполненную профессиональными художниками Димой Трубиным и Женей Новосёловым.
У нас будет отдельная программа: в репертуаре шесть спектаклей об Архангельском крае, среди которых «Россия молодая», «Не любо — не слушай», «Раненый зверь». И сейчас петербургский драматург Сергей Коковкин, другом родителей которого был адмирал Кузнецов, пишет нам пьесу о Нахимове. Сюжет такой: сторожевой отряд в Соломбале, в котором лейтенанты Корнилов и Нахимов, находится в ожидании многопушечного парохода «Азов». И потом уходит на Севастополь. А Нахимов влюблён в соломбальскую девчонку и эту любовь проносит через всю жизнь. Уезжая, он говорит: теперь моя любовь на всю жизнь — море. И посвящает ему себя. Изумительная история!

Творить в отсутствие бюджета
— В мае у вас ожидается очередная интересная работа — расскажите о ней.
— Мне уже дали пьесу «Музей военной тайны» о Мальчише-Кибальчише известного драматурга Жеребцова. Для меня важно осмыслить, что же произошло во время революции. К ней можно относиться по-разному, но я знаю: не будь её, не было бы и меня. Хотя сам из семьи репрессированных.
В пьесе мне нравится юмор. Постановка задействует всё пространство особняка, зрители пойдут через служебный ход. Но не могу скрывать: на сезон 2016/17 года нас лишили постановочного и даже фестивального бюджета.
Удалось договориться о переносе работы на осень, но в ней задействованы восемь человек, специально освобождавших время на май. А у артистов, которых мы приглашаем на «Европейскую весну», расписано всё на пять лет вперёд. Извините, заказана пьеса о Нахимове. Это же Архангельск, юбилей области! Человек два года пишет пьесу, зная, что мы поставим её в 2017 году. И как я должен смотреть ему в глаза?
Вчера был вынужден объявить труппе, что в этом месяце они не получат «профсоюзную» надбавку. Для них это трагедия. Все деньги, которые мы заработали на прокате собственных спектаклей, ушли на проведение фестиваля. Поэтому я принял решение: это была последняя «Европейская весна».
— Очень печально… Хочется надеяться, что власти всё-таки обратят внимание на финансирование сферы. А может ли сам театр в нынешних условиях зарабатывать?
— Не должен. Есть постановление правительства о развитии культуры, подписанное Путиным. Главная идея документа — формирование личности нового типа. Если это задача государства, оно должно её финансировать. Перед Международным днём театра председатель Союза театральных деятелей РФ А.А. Калягин говорил, что 15 лет как мантру повторяет: нищенская зарплата, бюджета не хватает. Но ничего не меняется. 2018 год должен был быть Годом театра, но, судя по всему, не будет. Дай бог, чтобы им стал хотя бы 2019-й. Театр не может быть, как химчистка, учреждением, оказывающим услуги. И не может его качество определяться по количеству зрителей. Есть малые театры, которые вырабатывают новый язык, и они должны быть на особом финансировании.

Бог так распорядился
— Как удаётся держать коллектив и не снижать качество в таких условиях?
— Только за счёт большой любви к театру. Театр — это крест. Если выбрал эту профессию — неси его. И потом, у меня работают режиссёры-постановщики Искандер Сакаев, Максим Михайлов, Борис Егоров, Максим Соколов. Максим Диденко специально приезжал делать спектакль по Волошину на фестиваль уличных театров. Мы посетили с гастролями
27 стран. Этим и держимся — интересной работой.
— У вас самого столько энергии… Откуда вы её черпаете?
— Господь Бог так распорядился. Он даёт талант, но он может его и забрать.
— Вы этого боитесь?
— У меня младшему сыну четыре года: мечтаю увидеть хотя бы, как он школу окончит. Это главное, остальное вторично. Я уже ищу человека, который мог бы стать главным режиссёром или художественным руководителем театра, а я бы остался почётным президентом. У меня курс новый в Петербурге набран, скоро опять поедем на сессию. Расслабляться некогда.

Социальная поддержка театров в том и заключается, что зритель может купить более дешёвый билет на спектакль. Самый дорогой на «Конармию» в партере у нас стоил 1800 рублей, а не пять тысяч, хотя в Москве на Дмитрия Брусникина не попадёшь. Да и как можно лишать финансирования фестиваль «Европейская весна»? Ведь это бренд, который притягивает к Архангельску людей!

Всадники «Конармии»

Ритм, символизм и энергетика как механизм спектакля

Центральным событием XII фестиваля «Европейская весна» стал ранее нашумевший в Москве спектакль режиссёра Максима Диденко. Увидеть его приехали в областной театр драмы  и северодвинцы.
Некоторые потом жалели, что не прочли заранее первоисточник — рассказы о гражданской войне Исаака Бабеля «Конармия». Иные высказались, что и так всё понятно: энергетика происходящего на сцене прошибала.
Я, признаюсь, поначалу тоже пыталась анализировать разрозненные, но выразительные эпизоды. Потом поняла: механизм «Конармии» так и работает — его нельзя разбирать на части.
Пролог к безумию, которое будет разворачиваться на сцене в течение двух часов без антракта, — почти библейская сцена, напоминающая тайную вечерю. Следом за которой идёт погружение во мрак. Действие разворачивается на кладбище: поставленный на попа стол напоминает виселицы, спинки стульев — могильные плиты. Это война, где отец убивает сына, а сын  — отца. Беременная дочь плачет над трупом истерзанного папаши, а пан Аполек рисует за деньги фальшивых святых. При этом ужасы насилия в «Конармии» показаны символично: кровь заменяет красное полотно, выстрелы — удары мокрых тряпок об пол. Пожалуй, самый сильный момент — появление обнажённых всадников. Как образно, без слов, не скатываясь в пошлость, автору удалось передать смысл происходящего!
Жанр «Конармии» определён как балет-оратория. Само действо подчинено ритму бешеной скачки, сметающей всё на своём пути. Композитору Ивану Кушниру блестяще удалось подчеркнуть главное достоинство первоисточника — поэтичность и музыкальность прозы Бабеля. Поют в разных жанрах, под разные инструменты, иногда доходя до какофонии, находя мотив даже в стуке колёс поезда. Но поют всегда об одном — демоне разрушения, который выпускает на свободу войну. Всех в итоге ждёт пугающая братская могила: на войне нет победителей.
Тема войны развивается параллельно библейской — на сцене появляются поруганный Христос в венце из кленовых листьев, превращающийся в загнанного скакуна, Богоматерь, святой Себастьян на кресте. «Конармия» разговаривает со зрителем на языке образов, метафор и аллюзий, опираясь на стилистику света и цвета. Здесь и попытка переосмысления собственной истории, и перекличка с днём сегодняшним.
Есть те, кто называет «Конармию» гениальным спектаклем и те, кто считает его перехваленным. Но главное даже не это: домой после него уходишь не с пустой головой.

Фото Владимира Тикуса