Признаюсь: долго думала, как подступиться к этому материалу. Катю Пиганову знаю давно. Такую оптимистку ещё поискать: красавица, океанотехник с красным дипломом знакома многим по работе в Молодёжном центре. Когда я увидела на её странице в соцсети это фото, первой мыслью было: «Ну надо же, насколько стильная!» Но моментально пришло осознание того, чем именно зацепил снимок: силой духа. Ведь Катя давно борется с серьёзной болезнью. А значит, только что пережила новую операцию.
История Кати Пигановой доказывает: можно найти силы, чтобы преодолеть тяжёлую болезнь
Онкомаркеры
не подтвердили
— Большинство так и думает, — подтверждает мою первоначальную мысль про стиль Катя. — Когда я устроилась в «молодёжку», проводила открытие центра. Это было всего через две недели после окончания курса химиотерапии. Никто тогда даже не понял.
Работала Катя и во время прохождения самих процедур. Ощущение того, что ты кому-то нужна, помогало не зациклиться, отвлечься от болезни. У неё лимфогранулематоз, или лимфома Ходжкина. Подобной формой рака не страдал никто из близких. Да и самой ей диагноз поставили совершенно случайно в 2009 году, когда обнаружили пятно в грудной клетке на флюорографии.
— Сначала напугали — аневризма аорты, в любой момент всё может разорваться! Но УЗИ показало: с сосудами всё нормально. Пункция лимфоузла помогла поставить верный диагноз, хотя онкомаркеры его не подтверждали.
Катю долго лечили: сделали два курса химиотерапии, после чего она попала с тромбозом сосудов головного мозга в реанимацию. Врачам спасибо — вытащили. Прошло ещё три года, и узлы стали разрастаться. Шесть курсов химиотерапии, а после облучение. «На всякий случай».
И вроде бы жизнь налаживается: Катя выходит замуж, устраивается инженером-конструктором. И вдруг новый звоночек: «Что-то у тебя на компьютерной томографии не так. Давай-ка положим тебя в больницу».
Жизнь
в стерильном боксе
Этот случай растянулся на полгода. Анализы показали: если раньше опухолью были задеты лишь шея и надключичная область, то сейчас она спустилась ниже. В Архангельске ей больше не могли ничем помочь. Посоветовали ехать в Петербург в НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова, специализирующийся на изучении и лечении данного типа рака.
— Казалось в какой-то момент, что меня уволят. В коллективе моя болезнь не обсуждалась, хотя о ней знали все, — вспоминает Катя.
В Петербурге предложили сделать два курса химиотерапии по другой схеме и посмотреть, что будет. После курсов в Архангельске не было никаких симптомов, кроме сонливости. А здесь от капельницы с платиной дико шумело в ушах, сильно рвало, кружилась голова.
Меры не принесли результата. Решено было делать трансплантацию костного мозга — собственных стволовых клеток. Ей предшествовал курс высокодозной химии.
— Она убивает всё что можно: полностью останавливается процесс кроветворения, — рассказывает Катя. — У меня тогда выпали волосы и ресницы, я похудела на десять килограммов, меня постоянно тошнило.
На полтора месяца её положили в стерильный бокс: кровать, туалет, душ, окно. Выходить нельзя — организм беззащитен перед микробами. Присутствовать в боксе разрешили только мужу Григорию. Самыми ужасными были первые девять дней восстановления, когда костный мозг ещё не прижился.
— День на четвёртый-пятый я проснулась и просто не смогла сесть. Пыталась напрячь мышцы и не понимала какие. Гриша меня сажал, водил в туалет, в душ. Было очень страшно. Не знаю, что бы я делала там без него, — вспоминает Катя.
Он же готовил ей «правильную» еду — крупы и мясо без соли. Но вкус она не чувствовала из-за отсутствия лейкоцитов. Поняла, что, кажется, начала поправляться, когда на завтрак почувствовала вкус мяса.
Не люблю,
когда жалеют
— Когда была свадьба, муж знал о твоём диагнозе?
— Мы познакомились ещё до того, как я заболела. Мне было тогда 17. Был момент, все через это проходят, когда я думала: кому я такая нужна, зачем портить человеку жизнь? И в какой-то момент мы с Гришей чуть не расстались. Но он остался со мной.
— Как он тебя поддерживает?
— У него главная фраза: «Да ты успокойся». Я не люблю, когда меня жалеют. Не знаю, как на это реагировать.
— Твоя жизнь стала другой после того, как ты узнала о своей болезни?
— У меня теперь клёвая стрижка, — не изменяет своему оптимизму Катя. — Вот ты смеёшься, а все говорят, что мне с ней лучше. У меня другие работа, образ жизни. Если бы мне не поставили диагноз, я бы бегала как сумасшедшая с волонтёрами. А сейчас занимаюсь чертежами, и мне это нравится больше.
— А в отношении с друзьями что-нибудь поменялось?
— Многие не знают, как теперь со мной общаться. Если раньше при встрече начинали рассказывать о себе, теперь первый вопрос: как здоровье? Переводишь разговор на другую тему и всё равно возвращаешься к этому.
Надо бороться. Ради себя
— Ты рассказывала, что когда лечилась в Петербурге, в палате в основном лежали молодые девчонки.
— Да, не было никого старше 28. И все — с рецидивами. Никто не знает, отчего это происходит. Единственное, что всех нас объединяло, — жизнь в ситуации ежедневного стресса.
— Что самое сложное в борьбе с болезнью?
— Поверить, что всё будет хорошо. «Раковый корпус» Александра Солженицына начинается главой «Вообще не рак». Ничего не изменилось с тех пор. Первое, что ты думаешь: этого не может быть. Спрашиваешь у врача: «У меня что — рак?» Да нет. И называют дублирующее название болезни. А потом ты смотришь выписку и видишь диагноз: рак… Мне было бы легче, если бы я знала об этом сразу. Первые полгода думала, что поставили неверный диагноз, у меня ведь не было никаких симптомов, ничто не беспокоило. Я просто не могла понять, почему нужно ложиться в больницу на полгода, сбегала от врачей. Осознание того, что надо бороться, пришло потом.
— Силы-то где взять на эту борьбу?
— У каждого есть цель в жизни. До этого я не задавалась глобальным. А сейчас, например, хочу что-то изобрести. Мне нравится видеть результат своего труда. Я делаю чертёж, потом его выполняют в железе, эта вещь работает и приносит кому-то пользу. Нужно так много успеть!
В больнице со мной лежала женщина с метастазами в лёгких. Ей собирались делать облучение, потом химиотерапию. И она решила отказаться: «Мне уже 50. Зачем эти мучения, я лучше умру». Эта фраза тогда ввела меня в ступор. А зачем умирать сейчас, если можно не умирать? Хочешь жить — будешь жить. Ради себя. Ради близких, которые тебя любят.
***
Сейчас все этапы борьбы позади, как страшный сон. В конце мая Катя ездила на проверку в Питер: трансплантация прошла успешно, узлы не увеличиваются — её счастливо отпустили домой.
Благодарю Катю за то, что согласилась рассказать свою историю для газеты. С надеждой, что это поможет кому-то не падать духом и сражаться дальше.
Сейчас у врачей модно говорить о качестве жизни онкобольных. Но это только разговоры. Они лечат, конечно, дают препараты. Но как ты потом будешь жить, всем безразлично. Сохранится ли у тебя прежняя работа, сможешь ли ты вести активный образ жизни, иметь детей — об этом никто не думает.
Когда я первый раз лежала в больнице, не хотела ни с кем знакомиться. Было такое: ну вот вы и лежите тут, а я ненадолго. Уйду и про вас никогда не вспомню. А потом стала спокойнее. И в последней больнице уже со всеми общалась. Понты ушли.