Град ушедший и город грядущего

http://nworker.ru/wp-content/uploads/2016/06/265_d1085.jpg

Узкая улочка. Деревянные дома, почерневшие от времени. Балконы, эркеры, консоли... Восторженные туристы щёлкают затворами фотоаппаратов. Город-музей, город-сказка — Старый Несебр в Болгарии. И я восторгаюсь, но с каким-то щемящим чувством. Мне это деревянное зодчество до боли напомнило картинки из моего детства. В 1960-е и у северодвинских деревянных домов стены были ровные-прямые, и на каждом балконе, на каждом подоконнике цвели цветы. Только в Несебре теремочки стоят на крепких каменных фундаментах, и вообще за ними ухаживают — потому не рушатся.

Деревянный Северодвинск в семейных воспоминаниях

Беломорский проспект: между прошлым и будущим.

Беломорский проспект: между прошлым и будущим.

В стиле «баракко»

Впрочем, сейчас и в старом Северодвинске можно встретить экскурсантов с фотоаппаратами. Некоторые горожане сами по себе устраивают фотосессии в местах, связанных с семейными воспоминаниями, а то скоро всё снесут, пусть хоть фото останется.

Мне не довелось самой жить в деревянном городе. Но я ходила в гости к бабушке, Елене Николаевне Васильевой, жившей на ул. Лесной, 10. Это был двухэтажный дом в классическом стиле «баракко». Чёрные стены, выносные лестницы с торцов, ведущие на второй этаж, коридорная система. Может, там и происходили какие-то коммунально-маргинальные ужасы в стиле Зощенко — не знаю. Бабушка моя в них не участвовала. Она была «из благородных», жила сама по себе. И в гости к ней я приходила как в музей. Дореволюционное кожаное кресло, письменный стол, чернильный прибор с лирой, бронзовые каминные часы с амазонкой…

Поскольку воспитывали нас с братом в сугубо коммунистических традициях, бабушка почти ничего не говорила о прежней жизни — да и что ворошить старые раны? Деду Павлу Степановичу Васильеву во время «чистки» госаппарата 1929—1932-х годов пришлось по собственному желанию уйти из Архангельской областной адвокатской коллегии: за дворянское происхождение мог пострадать не только он сам, но и жена и дети. Ушёл в леса, в охотничью артель, заразился туберкулёзом и умер в 1934 году. И вообще бабушка предпочитала говорить не о личном, а о культуре, об этикете, литературе. Или просто занять внучку какими-нибудь «экспонатами» и уйти в свои дела и мысли.

Я рассматривала шкатулки, фотографии в альбоме, бабушкины вышивки гладью и ришелье, немногие сохранившиеся дореволюционные книги, среди которых особенно привлекал энциклопедический словарь «ГранатЪ» — сначала только картинки, рисованные тушью, а потом я начала разбирать и тексты с ятями и ижицами.

 

Волшебный аромат детства

И, конечно, мы пили чай с плюшками. Бабушка не готовила на коммунальной кухне, в её комнате была выделена собственная кухонная зона с электроплиткой и прочими причиндалами. И прямо там бабушка пекла кексы-манники. На аппетит мне жаловаться не приходилось, всё уходило влёт — потому как путь к бабушке лежал мимо таинственного здания за высоким забором на углу Беломорского и Лесной. Там было что-то вроде пекарни. Ах, какой невыносимо вкусный аромат распространялся из-за этого забора! Пряный и такой густой, хоть режь его ножом, от него не только слюнки текли — кружилась голова. Бабушка говорила, что там пекут печенье, которое потом поступает в магазины, — я не верила. Не может простое печенье так волшебно пахнуть! Мне представлялось, что где-то там, за глухим забором, есть тайный вход в сказочную страну с пряничными домиками…

Забор этот до сих пор цел. И тот бабушкин дом, реконструированный в многоквартирный где-то в 1970-х, пока ещё крепок и обитаем. Только нет давно ни бабушки, ни того волшебного запаха.

 

В числе первых поселенцев

Новый город, стремительно разраставшийся стандартными пятиэтажками в западном направлении, в детстве мне представлялся банальным и отнюдь не самым красивым из городов, в которых довелось побывать. А вот в старом деревянном было нечто таинственное. Хоть всей истории Северодвинска было в ту пору тридцать лет всего — это была история моей семьи, полная недосказанностей.

Дед по матери, Ефим Степанович Художилов, с супругой Елизаветой Николаевной и тремя детьми: Зоей, Идой и Шуриком — перебрались сюда из Архангельска в 1938 году. Дед Ефим, крестьянского роду, работал трубочистом, потому что им советское государство весьма хорошо платило, а грязная работа не пугала ни его, ни бабушку — дочь мельника, умницу-красавицу и хлебосольную хозяйку. В областном центре нелёгким трудом он нажил целый двухэтажный дом, в котором бабушка, добрая душа, давала приют раскулаченным, ссыльным, голодающим беженцам с Украины, что советским государством уже не очень поощрялось. Потом государство намекнуло — и дед добровольно отдал ему свой дом, переселившись с семьёй в две комнаты в коммуналке. А вскоре пришлось перебраться в строящийся Молотовск, на болото, и самым первым жильём была даже не комната, а угол в деревянной одноэтажке.

Но только семья улучшила жилищные условия, адаптировалась, начала «добра наживать», как загремела война. Мама, как и многие её ровесники, ушла из школы, чтобы встать к станку, — её детство кончилось безвозвратно. Безмятежные воспоминания остались в Архангельске, а Молотовск — сквозь призму войны. Вспоминала мама, как потеряла (или украли?) хлебные карточки на всю семью. Бабушка тогда была на инвалидности, но пошла и упала в ноги к директору хлебозавода, чтобы её взяли на работу, — там полагался дополнительный паёк. Выжили. Правда, дочь, чувствуя свою вину, старалась не есть и довела себя до голодных обмороков. И в то же время тяжёлые военные годы вспоминались ей и как счастливые: приносил удовлетворение ударный труд у токарного станка, ибо «Всё для фронта, всё для победы!», и семейный уют, и дружба, и танцы до упада в красном уголке после 12-часовой трудовой смены, и шахматы…

 

У Эдельмана

Ресторан Эдельмана, конечно, тоже фигурировал в маминых рассказах. И опять не обошлось без упоминания военных лет. В войну недоедали все, но голодали по-разному. У кого в семье было больше рабочих рук, кто не терял силы духа — держались. Но были и доходяги, особенно из числа подростков из окрестных деревень — по сути, детей, оторванных от семей. Доходяги быстро проедали свои хлебные карточки, а то меняли на мясные консервы или конфеты, а потом подбирали крошки и облизывали тарелки в столовой, если кто-то из посетителей не вылизал сам.

Так вот, мама поведала мне такую историю. Девушка-официантка, работавшая ранее в заводской столовой, устроилась к Эдельману. Случилось так, что в первую её смену пришло какое-то высокое начальство с гостями — командованием союзных конвоев. Съели первые блюда, ждут перемены, обсуждая стратегически важные дела. И тут эта девица подходит к ним с вопросом: «Вы тарелки будете вылизывать или можно уносить?». Начальство было весьма сконфужено — не знаю, чем дело кончилось для бедной девушки. Да и была ли девушка? Возможно, это лишь байка, какие наш народ сочинял и в войну.

 

Проспект контрастов

Меня в детстве удивляло, почему обычная улица старого города гордо называется проспектом, а мама отвечала, что раньше это был центр Молотовска. Не было ещё кирпичных сталинок, на месте нашего проспекта Ленина находилась последняя улица Торфяная, а сразу за ней — болото, где собирали клюкву и морошку, а у маяка на Гагарина папа стрелял уток.

Про историю Беломорского написано немало. Но именно сейчас у проспекта довольно интересный исторический момент. Перегороженный участок между Лесной и Советской являет собой яркий контраст между запущенным прошлым и большими планами на будущее. Дороги как таковой нет, просто песчаный пустырь. По нечётную сторону — тот самый покосившийся забор, скрывающий развалины кондитерского царства, по чётную — забор строительный, за которым возводятся современные здания.

Солнечный вечер. Чёткие графические тени. Я иду меж двух заборов. Под ногами песок. В голубом небе висит «надкушенная» луна — её график встречается с солнечным, как прошлое встречается здесь с будущим. Никаких автомашин. Люди вольготно прогуливаются по центру проспекта, как по деревне. Сизый голубь нашёл что-то съедобное и клюёт самозабвенно. Рыжий кот следит за ним, прячась в траве. За котом наблюдаю я, а также стайка ребятишек с велосипедами. «Рыжик, не шали! Не шали, кому говорят!» — кричит один из пацанят — и эта картина будит ощущения детства, когда в городе почти не было автомобилей и можно было играть где угодно… Только детство давно прошло, а за ним и молодость, и нет больше родителей, которым можно было бы задать вопросы, всплывающие во время прогулки по старому Северодвинску…

А вы уже запечатлели дорогие вам памятные места для внуков и правнуков? Написали мемуары?

***

ЧИТАТЕЛИ ПРЕДЛАГАЮТ

Очень волнует эта тема и наших читателей. Вот, например, что предлагает Татьяна Чурина в группе газеты vk.com/nordworker:

— Может, мой вкус примитивный, но мне нравятся деревянные дома Северодвинска. Они отличались друг от друга балконами, отделкой, стилем, планировкой. Посмотрите внимательно: каждый дом незатейливо, но украшен узорами из деревянных планок. А какие эркеры были, красивые угловые балконы домов, высокое крыльцо.

Всё со временем пришло в негодность, активно сносятся старые дома. Жаль, утрачивается старая часть города. Может, найдётся в городе умелец, творческий человек, любящий Северодвинск, который в макетах воспроизведет разные старые дома, пока это ещё возможно?..

Последние новости

Рубрики

Календарь публикаций

Июнь 2016
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
27282930  

Архив записей