Заместитель председателя Северодвинского суда по уголовным делам Андрей ДЕРЯБИН — об актуальных вопросах юридической практики

Судьи бьются с Пенсионным фондом

— Андрей Анатольевич, как дошли до жизни судейской?

— Родился я в Северодвинске, поступил в техническое училище № 3 по специальности «электромонтёр». Пришлось поработать на Севмаше. После армии поступил в Свердловский юридический институт. После его окончания меня направили в прокуратуру Исакогорского района. Там в течение семи лет работал следователем, старшим следователем, заместителем прокурора. Хорошо знал некоторых судей Северодвинского суда, часто приходилось общаться. Возможно, благодаря этому тогдашний председатель суда Владимир Разбойников в 1993 году пригласил меня на работу. В 1995-м я сдал экзамен, а в конце 1996-го последовало назначение меня федеральным судьёй.

Изначально председатель суда предлагал мне работать в гражданской коллегии. Но поскольку в прокуратуре я имел дело с уголовными делами, да и за семь лет — с 1990-го по 1997-й — резко изменилось законодательство, появились новые кодексы — Гражданский, Налоговый, Процессуальный, переориентироваться мне было бы сложно. Поэтому занялся уголовным направлением. Последние шесть лет работаю в качестве заместителя председателя суда.

— Знаю, что в последние годы вашей коллегии приходится работать в авральном режиме.

— Есть такое. С октября 2013-го в уголовной коллегии наступил серьёзный кадровый голод. Многие судьи нас покинули. Сергей Титов ушёл в военный гарнизонный суд, Алексей Головко перешёл на работу в один из судов Санкт-Петербурга, Екатерина Патрушева ушла в отставку. Мы работали вчетвером при плановой штатной численности в шесть человек в течение полутора лет.

Кандидаты в судьи, конечно, были. Но сначала одну кандидатуру не пропустили, потом вторую, и мы «зависли». До определённого момента можно потрудиться и за двоих, и за троих, но не вечно же существовать в таком режиме. Это ведь только со стороны кажется, что мы сидим и ничего не делаем, стукнул судья колотушкой по столу, и всё. А это далеко не так. Дела-то всё чаще большие, многоэпизодные.

Только по делу потребительского общества «Поморье» было больше тысячи потерпевших. Это люди в основном пожилого возраста, с ними было очень сложно. К тому же нет у нас такого помещения, чтобы разместить всех. Я видел, что рассматривавший дело судья Анатолий Миронов был совершенно измучен. Ну вот, слава богу, ситуация изменилась. Пришёл Александр Сенчуков из следственного отдела, полегче нам стало.

— Ну это же ненормальный перекос, на мой взгляд, когда четыре человека в уголовной коллегии и чуть ли не два десятка в гражданской.

— Дело в том, что количество гражданских дел за последнее время выросло в два с половиной раза. К тому же многие органы, которые раньше должны были действовать в интересах граждан, сегодня расслабились или вовсе прекратили эту деятельность. Судьи гражданской коллегии буквально бьются с Пенсионным фондом. Количество исков от людей, имеющих право на назначение пенсии, оплату проезда, зашкаливает. А в Пенсионном фонде отказывают, и всё, даже никаких расчётов не делают. Это такая позиция у них. И судья при рассмотрении дела сам высчитывает льготный стаж, выслугу, запрашивает различные организации по всей стране, выполняя, по сути, функции Пенсионного фонда. Но ведь судья должен принимать решение, обоснованно или нет отказали в пенсии, а не фактически её рассчитывать и начислять. И таких структур у нас много.

Ищите смягчающие обстоятельства

— Когда вы приговариваете человека к лишению свободы, какие-то чувства, эмоции, сомнения испытываете в душе?

— Судьи имеют право сомневаться по ходу процесса. Но не когда выносят решение. И это нормально. Если не сомневаться, тогда мы вообще в роботов превратимся. Но внешнее спокойствие, конечно, мы сохраняем. Представьте, что, например, судья оглашает приговор с радостной улыбкой, — это выглядело бы странно, да и абсолютно неправильно. Если мы так будем играть мимикой, нас просто завалят жалобами.

А их и так хватает, причём необоснованных. Рассматривал я одно дело, где обвиняемый был весьма неординарной личностью. Сначала он заявил отвод помощнику прокурора на том основании, что у него есть начальник — прокурор. Потом мне, потому что я не удовлетворил отвод. Потом секретарю, потому что она якобы ему улыбнулась. Понятно, что всё это делается для сознательного затягивания процесса. А обычно по ходу дела сразу видишь, кто что из себя представляет.

Если обвиняемый с детства начинал бить стёкла и дёргать девочек за косички, отбирать деньги, неудивительно, что всё заканчивается тяжким преступлением и скамьёй подсудимых. И жалости, сочувствия здесь быть не может. Но бывает, что человек совершил преступление на пограничном уровне. Например, тонкая грань между убийством и превышением пределов необходимой самообороны. Там другая ситуация, приходится тщательно взвешивать все обстоятельства.

— То есть если есть возможность дать человеку ниже низшего предела, то вы идёте на этот шаг? Есть же судьи, которые стремятся дать по максимуму.

— Нет, у нас такого нет. Кровожадностью судьи Северодвинского суда не отличаются. Никого из судей при рассмотрении практики я никогда не настраивал на максимальное наказание.

Пусть тебе даже человек не нравится, мы же судим его не за то, что он такой, а потому что он совершил преступление, за которое предусмотрено соответствующее наказание.

В обязательном порядке необходимо учитывать любые смягчающие обстоятельства. И не просто учитывать, а выискивать в деле. Ведь бывает же, что и следователь упускает что-то.

— Что вы думаете о такой мере наказания, как ограничение свободы или домашний арест?

— Ограничение свободы мы применяем не так часто. В основном в качестве профилактической меры в отношении несовершеннолетних. И тут всё довольно жёстко. Человек сначала думает, что это, мол, ерунда. А на деле ограничение свободы перемещения, особенно в вечернее время, очень сильно напрягает.

— Если есть выбор — штраф или условное осуждение, что выбираете?

— Зависит от тяжести преступления и от личности. Кодекс судейской этики, все постановления пленумов Верховного суда, судебная практика нацелены на строго индивидуальный подход. Даже если разные люди совершили похожие преступления. Особенно тонкое отношение к несовершеннолетним. Рассмотрение дел такого рода обычно закрепляется за одним конкретным судьёй из числа наиболее опытных.

— В последнее время за экономические преступления стали как-то уж чересчур мягко наказывать. Не то что в СССР.

— В советское время экономическими преступлениями в основном были хищение государственной собственности в крупном и особо крупном размерах.

Сегодня это в первую очередь налоговые преступления. Изменения, внесённые в УК и УПК РФ, запрещают нам применять по таким делам меру пресечения в виде заключения под стражу, назначать наказание в виде лишения свободы. Либерализация эта для того, чтобы предприниматели не укрывали доходы и платили налоги. Если человек по суду выплачивает всю утаённую сумму налогов плюс штраф, то он вообще освобождается от уголовной ответственности. Но я не думаю, что в связи с этой либерализацией все резко станут честными. Вот в США, например, самые тяжёлые наказания по налоговым преступлениям.

Смертная казнь и оправдание

— В России действует мораторий на смертную казнь. Однако всё чаще раздаются призывы отменить его. Вот депутаты Госдумы предложили ввести её за терроризм. Что вы об этом думаете?

— Вопрос сложный. Я противник смертной казни в таком разрезе, в каком она была раньше. Взять хотя бы те самые резонансные дела, когда вмешивается общественное мнение, толпа кричит: «Казнить его, казнить!». А его можно сформировать у любой группы лиц. Ведь бывало такое в советской и российской практике, что под давлением принимали неправильные и неправосудные решения.

Зачем Чикатило расстреляли? Его изучать надо было, ведь после него пошёл целый ряд таких маньяков.

Неплох вариант пожизненного заключения. Но не просто так сидеть, скучая, на нарах, а работать, приносить пользу. Можно, например, предложить заключённым участие в строительстве с возможностью льготного условно-досрочного освобождения. Вот у нас нет прямой железной дороги из Архангельска в Санкт-Петербург. Почему бы не построить её силами заключённых? Это же такая экономическая выгода для государства! К тому же, когда человек занят делом, он легче переносит тягости пожизненного заключения. Это ведь не рабский труд на строительстве Беломорско-Балтийского канала за кусок хлеба.

— Приходилось вам выносить оправдательные приговоры?

— Когда я только пришёл на работу, такие приговоры выносились крайне редко и, как правило, отменялись вышестоящей инстанцией. А сейчас у нас приговора три оправдательных в год бывает. Это не считая того, что мы прекращаем дела, изменяем квалификацию, освобождаем из-под стражи. Вот рассматривал я дело по сбыту наркотиков и был ошарашен, как следствие собрало доказательства. Человек на тот момент уже несколько месяцев отсидел под стражей. С учётом обстоятельств пришлось переквалифицировать обвинение и выпустить его из-под стражи. Обычно у наркопреступников такой колючий звериный взгляд, а тут человек встал на колени и заплакал.

— Какие-то дела с интересным развитием событий приходилось рассматривать?

— Бывает, что подсудимые и клетку трясут, и кричат, и угрожают. Из-под языка доставали припрятанные лезвия, швыряли в меня, вены себе резали прямо в зале. Но такими спектаклями, нервами и криками меня не проймёшь, я с самого начала всё это стараюсь пресекать.