Сегодня Международный день освобождения узников фашистских концлагерей

Как постучало горе
Паша попал за колючую проволоку будучи четырёхлетним ребёнком. Он хорошо помнит родную деревню Ловколово Кингисеппского района Ленинградской области, где у них было два больших, нажитых своим трудом дома — зимний и летний. Родители много работали, шестеро детей, старшие из которых — Галина, Александр, Людмила, Феоктиста — помогали.
Я родился в семье многодетной
Отец был рыбак, мотористом на боте,
Мать крестьянкой была, воспитывала нас,
Занималась по дому хозяйством.
Наше счастье длилось недолго,
Настала война, сразу призвали отца.
Заплакала мать, мы молча стояли,
Не понимали, какое горе в дверь постучало…
У Павла Михайловича и сегодня перед глазами картина лета 41-го. Жара. Все люди в поле, готовятся к жатве. Тут же толкутся ребятишки. Вдруг работа прекратилась. Повисла напряжённая тишина: люди увидели, как в деревню въезжает колонна немецких машин.
Жителей собрали у клуба и объявили, что их не тронут, если будут исправно трудиться. И действительно не обижали, пока в январе 44-го наши войска не прорвали блокаду Ленинграда: «хороших» немцев сменили нагрянувшие эсэсовцы, на глазах испуганной толпы расстреляли нескольких своих предшественников за гуманное отношение к населению, а всем деревенским приказали готовиться к отправке.

Вкус хозяйской плётки
Павел Михайлович вспоминает, что везли их в жуткий холод в крытых брезентом машинах. Остановились в местечке Клоога под Таллином. Распределили в сортировочный лагерь за колючей проволокой, причём побарачно, отделив русских, украинцев, ижоров, белорусов и евреев. Охрана была жёсткой. Кормили баландой. Мать Екатерина Михайловна и старшие сёстры стирали на немцев бельё, на Павлика с братом легла обязанность держать порядок в бараке.
Но вскоре замелькали слова Освенцим, Дахау. Лагерь построили побарачно, белорусов и евреев расстреляли, многих ждали каменоломни, земляные работы, неволя в странах Европы. Русских отправили в рабство в Финляндию.
Пока шли туда морем, мать поседела. И было отчего: суда, на которых везли пленников, засекли самолёты с красными звёздами на крыльях. Кружась, они навели ужас, выпустив пулемётную очередь и сбросив бомбы, — может, разведка не сработала, и наши думали, что поражают вражескую цель? Семья Сединых размещалась на верхней палубе, на их глазах надвое раскололся пароход, идущий следом с такими же, как они, узниками.
— Случаен ли факт, что на каторжных работах вашу семью не разлучили?
— Ничего удивительного. Немцы относились к многодетным более лояльно, лишь бы хорошо работали, а мы к труду были привычны.
Тем не менее пришлось попробовать хозяйскую плётку.
— Это было в Финляндии. Маму со старшими сёстрами определили на ферму к бездетным богатым супругам, нас с братом послали на конюшню, мы убирали навоз, мыли лошадей, рыли канавы, пилили дрова, варили дёготь. Однажды охраняли поле огурцов вблизи птичника да и заснули. Двести хозяйских кур налетели на огурцы, сделали потраву. А мы вскочили от страшных ожогов: по нам со свистом гуляла плётка. На теле не осталось живого места. Разговор с нами был короткий: «Должны трудиться много и хорошо. Если нет, то — к стенке!»
— Из вашей поэмы следует, что в январе 1945-го в судьбе вашей семьи мог случиться серьёзный перелом?
— Теоретически — да, однако не случился благодаря мудрости мамы. И слава Богу. Да, фермеры, на которых работали, предложили нам остаться в Финляндии, когда пришёл конец неволе. Суоми требовалась рабсила. Хозяева сообщили маме, что всё равно жить на родине нам будет негде, немцы, отступая, сожгли деревню Ловколово. Предложили оформить гражданство, построить для нас дом, обещали помощь со стороны государства. Но мама отказалась наотрез.

В своём Отечестве
Могла ли она предполагать, что им уготован второй круг испытаний — уже со стороны Отечества? В родные места их не пустили, гоняли с места на место: сначала в телятнике привезли в д. Свищи Ярославской области, где осенью и разыскал семью вернувшийся с Японской войны отец. Затем уже вместе с ним (не помогли и боевые награды фронтовика!) в вагоне, переполненном такими же, как они, бедолагами, которым «посчастливилось» целый год жить за колючей проволокой в капстране, увезли в Казахстан. Едва привыкли к городку со странным названием Чу, где начинали хозяйство с нуля в бараке с глиняным полом и с окнами без стёкол, как снова приказ от режимных служб: менять место жительства. От такого известия у отца случился разрыв сердца. Там, в далёких песках и осталась могила солдата — защитника Родины. А также старшего сына, погибшего при защите склада от налёта бандитов. Ну а остальных отправили в Вологодскую область. И лишь в октябре 54-го с Сединых были сняты обвинения, и семья получила разрешение вернуться на малую родину.
Почти три года фашистской оккупации. Год за колючей проволокой. И девять лет скитаний в своей стране под прицелом «а кто ты такой есть». Можно ожесточиться сердцем. Но Павел Михайлович не озлобился. И потому в его исповеди концовка торжественная:
После всех потрясений мать ещё долго жила.
Наградил её бог годами, умом и здоровьем.
Благодарны мы ей, что воспитать в нас сумела
Веру, любовь к Отчизне своей.
Только иногда при чтении поэмы у бывшего несовершеннолетнего узника голос осекался. И тогда он выходил в ванную комнату, как понимаю, вытереть слёзы.