К 120-летию со дня рождения Ксении Петровны Гемп

В паспорте у неё была записана дата рождения — 17 декабря, но сама Ксения Петровна этот день не жаловала и всегда отмечала день рождения 18 декабря (уверяю, знаю, так как мне посчастливилось дружить с ней 15 лет).
«Из бывших» (так презрительно называли в СССР потомков дворян) она получила немного официального признания: медаль за оборону Ленинграда (она родилась в Петербурге, училась на Высших Бестужевских курсах, а во время блокады наладила водорослевое производство, чем спасла тысячи обессиленных людей), орден Трудового Красного Знамени (имела самый большой трудовой стаж в Архангельской области!). Высшей же степенью признания она считала почётную медаль Географического общества.
Семья Петра Минейко, отца Ксении Гемп, была центром культурной жизни Архангельска перед Октябрьской революцией. Да и сама Ксения Петровна всю жизнь в советскую эпоху посвятила подвижнической деятельности. В день столетия (1994 г.), когда её приехали поздравить и губернатор, и представитель президента, я расспрашивала её:
— Много ли бывает посетителей в эти дни?
— Много, очень много. И незнакомые, бывает, заходят просто посмотреть на меня: «Нам сказали, что здесь женщина интересная живёт». И почта большая очень, до трёхсот писем.
— Какие вопросы чаще всего задают люди?
— Всевозможные. Исторические и политические темы волнуют. Сейчас большой интерес вспыхнул к Пушкину. Спрашивают об Аввакуме, пытаются вникнуть в суть старообрядчества. Обращаются ко мне за недостатком материалов в архивах.
— Чем будете заниматься после дня рождения?
— Работой. Годы уходят, силы тоже. Надо ещё многое успеть. Да и узнать ваше мнение, суждение.
— А чем запомнился Вам, Ксения Петровна, день совершеннолетия, 18 декабря 1912 года?
— Рождённый день, радость-то какая! Говорили детям: «Мы отмечаем это как счастье». Вся семья собралась: пятеро детей, ещё трое воспитанников отца. На 18-летие я получила полное собрание (прижизненное издание — редкость большая) Пушкина. Теперь я его подарила Пушкинскому дому. В доме у нас была библиотека — 80 тысяч томов. Всегда дарили живые цветы — зимой их выращивали в оранжереях, например, у немцев Фонтейносов во дворе дома стояло одноэтажное строение.
— А что готовили на стол?
— Прежде всего — пирог, либо с мясом, либо с рыбой. Но чаще всего со свежей треской. Это обязательно! Основательно так сделанный. Вот в прошлом году, когда я легла в больницу, один архангельский ресторан прислал мне на день рождения пирог с сёмгой, настоящий северный. Сёмга в 1912 году стоила 20 копеек фунт (а в фунте 2,2 кило), ну а треска — по пять копеек за килограмм. Но продавали фунтами. Хлеб стоил 2 копейки за фунт. (Прим. авт.: напомню читателям, что средняя зарплата до революции была 35 рублей, а один царский рубль «вмещал» примерно тысячу с небольшим современных).
А потом подавались сладости: пироги с брусникой и морошкой. Тортов не делали, это, считалось, немецкие обычаи с кремами, а мы жили по-русски. Любили конфеты «крем-брюле», халву, пралине, марципан, монпансье, шоколад «Триумф» из кондитерской Жоржа Бормана, поставщика двора его императорского величества, где конфеты стоили от 65 копеек за фунт.
После обеда начинались катания. У нас санной повозки не было, но была грузная рабочая лошадь (снег зимой убирали с ней). И мы катались верхом от угла Соборной улицы и Псковского проспекта. На память семейные снимки делались. У папы был фотоаппарат немецкий марки «Цэйс». Он всё делал сам — фотографировал, проявлял, закреплял. А в альбом мама наклеивала. Отец был умнейший человек, окончил несколько учебных заведений.
Если бы не юбилейный день, наш разговор с Ксенией Петровной продолжался бы бесконечно, она слыла талантливым рассказчиком, помнила удивительные детали дореволюционного архангельского быта. Обычно после визитов к ней я много писала. И кто бы знал, что размещённые на моём личном сайте очерки и фотографии с векового юбилея Ксении Петровны дадут канадцу Кристоферу Минейко повод обратиться ко мне с письмом спустя годы.
Крис написал, что приходится К.П. Гемп (урождённой Минейко по линии отца) близким родственником — двоюродным внуком, о существовании которого она так и не узнала. Он занимается генеалогией древа Минейко и уже собрал исторические данные, которыми поделился со мной.
Итак. Знатный польско-литовский род Минейко известен с 1413 года, а подробная генеалогия составлена с 1620 года. В родословной есть титулованные принцы и принцессы, рыцари и монахи. Должности потомков семьи поднимаются вплоть до премьер-министра (таковыми, например, были два Георгиоса и Андреас Папандреу, премьер-министры Греции в трёх поколениях). Члены семьи выбирали разные профессии, среди которых художники, врачи, инженеры, психологи, дипломаты, а также лётчики и альпинисты. Потомки семьи Минейко живут в Польше, Англии, Франции, Греции, Швеции, Канаде, США.
Сам Кристофер Минейко родился в Польше. Окончил психологический факультет Варшавского университета, переехал в Канаду. Получил степень бакалавра Йоркского университета, работал в компьютерном отделе полиции Торонто. Его интерес к Архангельску вызван сразу несколькими причинами. Двоюродный дед Криса Ян (Иван) Задарновский в 1937 году был
заключён в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), где через три года погиб. А двоюродный дядя, полковник Владислав Плукинский, до революции служил в Архангельске во флоте, после революции эмигрировал. А в годы Великой Отечественной войны пилот Мечислав Минейко участвовал в операциях по ленд-лизу со стороны Англии и бывал в Мурманске.
Открытием для Криса стало то, что на Русском Севере знают и помнят личностей из его родословной. А как же иначе, если Ксения Петровна Гемп — Личность с большой буквы, просветительница, хранительница памяти, она и есть визитная карточка Поморья, — так я написала в ответ Крису. Между нами завязалась переписка, и я взялась отредактировать русскоязычную версию генеалогии, и, кстати, перевести на русский язык родословную семьи Минейко помогла архангелогородка переводчица Татьяна Клушина. Вся эта история ждёт издания в моей следующей книге «Затепли свечу воску ярого», книге о Ксении Петровне Гемп.