Уже не раз высокопоставленные чиновники, а за ними и журналисты путали Архангельскую область с Астраханской, Поморье с Приморьем, Северодвинск с Североморском. Путали регионы и города еще при СССР, в гигантских шестернях огромной и, прямо скажем, проржавевшей бюрократической машины еще и не такое случалось. Вряд ли сейчас у нас подобная машина меньше, и ошибок хватает.
Александр Шауров
Началась моя диковинная коллекция чиновных географических курьезов с секретной шифротелеграммы, которую командир нашей подлодки получил перед самым переходом из Заполярья в Северодвинск, на «Звездочку», для утилизации летом 1991 года. Лодка уже была готова проложить маршрут за два моря: Баренцево и Белое. В депеше значилось: «Начать переход в Североморск, ошвартоваться по приходу в точку назначения».
Помнится, командир только пожал плечами. Время тогда, если кто помнит, было смутное, в стране и на флоте сплошная неразбериха. Только-только избрали президента РСФСР Ельцина, но президент СССР Горбачев таки остался. Кто у военных был тогда главнокомандующим, до сих пор не поймешь.
Командир, не особо задумываясь (военным думать над письменными секретными приказами вообще вредно), дал штурману команду сделать прокладку (то есть маршрут) сначала до Североморска, а уже оттуда проложить курс и до Северодвинска. Хорошо, что он приказал также мичману-секретчику сохранить документ.
Когда на подходе к акватории главной базы Северного флота, жутко охраняемого Североморска (птица не пролетит, мышь не проскользнет, скумбрия не проплывет!), над лодкой закружили противолодочные вертолеты, а в рубке у радистов начали сходить с ума от поступающих в них матов все приборы, командир дал команду: стоп машина. А то ведь еще бабахнут!
Когда все выяснилось, мы с огромным удовольствием почапали в благословенный Северодвинск, где тогда, несмотря на горбачевскую антиалкогольную «засуху», периодически водилось холодное пиво. Ну и дамы в мини-юбках тоже присутствовали… Ну ладно, хватит ностальгии. Теперь отправимся на Украину, в Луганскую область, крупный промышленный центр Северодонецк, время действия — месяц спустя.
Только что прекратилась трансляция балета «Лебединое озеро» по обоим существовавшим тогда телеканалам, руководители ГКЧП расселись по своим камерам. И тут в «Жёлтый дом» (такого цвета, кроме шуток, был тогда Северодонецкий горисполком), приходит правительственная телеграмма.
Правда, не совсем понятно, от какого такого правительства: как бы переходный период… В телеграмме четко написано: в Северодонецк едет высокая комиссия из промышленного отдела ЦК КПСС для проверки всего чего можно. Принять и обеспечить! В смысле фронтом работ.
Приходит поезд, начал выходить из него народ. И пассажиры неожиданно лицезреют прямо у вокзала кавалькаду черных «Волг», и даже «Чайка» откуда-то нашлась. Встречающие у машин зорко вглядываются в лики прибывших: и кто же тут комиссия? Фамилий и особых примет проверяющих-то в телеграмме не было!
Короче, в машины вежливо, но настойчиво запихали трех мужиков, наиболее подходящих под светлый образ высокой комиссии. Потом, конечно, выяснилось, что это работяги-трактористы из Воронежа, приехавшие по обмену опытом в один из местных колхозов, решили удивить тамошних гарных дивчин добротными костюмами, галстуками и кожаными портфелями.
Самый сообразительный из трактористов дотумкал, что всем троим нужно отдаться, так сказать, на волю волн и плыть по течению, не задавая лишних вопросов… Их устроили в лучшую гостиницу, только-только дали принять душ и молча повезли на горкомовскую базу отдыха. Ломившийся от напитков и закусок стол явно бросал вызов тогдашним стыдливо обнаженным прилавкам.
В себя мужики, икая, пришли дня через три. А сельское хозяйство местного колхоза заждалось воронежских передовиков-трактористов. Для обмена опытом там уже закололи кабанчика и достали из погребов убойный первач со слезой.
Грезы о счастливом похмелье пробудили сознание самого сообразительного. Он свистнул из коридора милицейского сержанта. Слова «Нам в колхоз!» сержант воспринял как команду «Фас!», тут же доложил лейтенанту, тот — старлею, тот — капитану. Короче, за «vip-персонами» нагрянул сам полковник. Провожая их до горкомовской «Волги», служивый даже смахнул слезу. И радушно молвил: «Я такi щасливий!»… По-видимому, он имел в виду «Скатертью дорога».
А тем временем в Северодвинске что-то блеяла пограничникам на КПП «пятого километра» другая троица: лысый мужчина с горизонтально лежащим на животе галстуком и две женщины в строгих деловых костюмах французского покроя. Ничуть не удивленный кучей командировочных и удостоверений с лиловыми гербовыми печатями помятый сержант махнул рукой: «Да ну вас, тут вообще такое творится!». И пропустил в святая святых советского ВПК.
Не встреченная никем с фирменного поезда «Москва — Архангельск» высокая комиссия, обильно потея и медленно зверея в битком набитом автобусе, добралась до Северодвинского горисполкома (нынешняя мэрия, кто не знает). А постовой милиционер, на всякий случай выставленный у входа по причине государственных непоняток, их взял да и не пустил! Нет указаний, сказал. Предупреждают обычно.
К вечеру уже из гостиницы «Беломорье», куда их поселили лишь за коробку столичных конфет, они дозвонились до оплота городской советской власти. Но не повезло: сторож, обозвав себя дежурным по горисполкому, сонным голосом парировал все возмущенные вопросы высоких персон: уже ушли все, рабочий день закончен.
Короче, назавтра за свои собственные деньги «комиссары» тронулись обратно в столицу, злорадно строча «на коленке» грозные докладные. Которые по прилете в Москву были нервно порваны на клочки еще более высоким начальством: у нас тут… а еще вы со своей абракадаброй… «Комиссары» обиделись, но что поделаешь.
Но юной секретарше-практикантке, дочке какого-то партийного босса (кстати, круглой троечнице в школе, кроме музыки и физкультуры), которая отправила телеграмму о грядущей проверке не в Северодвинск, а в Северодонецк, они выплеснули все наболевшее. Но та равнодушно зевнула и не по годам мудро изрекла: мол, это мне САМ так написал. Хотите, доложу ему об ошибке? Ответом было дружное «Не надо!». Заканчивалась перестройка, страна грустно совершала последние вздохи, КПСС вместе с ЦК корчились в судорогах…
